— Давай скорее, я уже опаздываю, ты же знаешь, какая у нас новая старшая сестра.
— На этот раз она может подождать, — ответил Андерсен и попросил жену поставить машину и зайти с ним в дом, всего на несколько минут. С недовольным видом она включила задний ход, взглянула на три пухлых тома и на часы и снова спросила, нельзя ли прямо здесь вкратце рассказать ей, в чем дело, но он покачал головой и, когда машина остановилась, потянул ее за собой. Он едва сдерживал переполнявшую его радость и совершенно не обратил внимания на ее слова о только что повышенной плате за отопление.
Кристиана не стала снимать голубую шерстяную шапку, скрывавшую волосы, и пальто дафлкот. Она стояла, перебирая в руках ключи, и ждала его рассказа. Прежде чем заговорить, он быстро ее поцеловал, обошел стол, на котором лежал словарь «Тритон», постучал по нему костяшками пальцев и, подмигивая, заявил:
— Здесь, Кристиана, собраны знания, вселяющие уверенность.
Почувствовав ее нетерпение, он рассказал о своем визите в издательство. Признавшись с наигранным раскаянием, что он ходил не в университетскую библиотеку, а на собеседование, и в надежде, что она его поймет и тоже порадуется, он сообщил, что на сей раз ему сопутствовал успех:
— Мы договорились, что завтра меня введут в курс дела.
Кристиана мгновение колебалась, в нерешительности глядя на него, а потом коротко спросила:
— В редакции?
— Возможно, позднее. На первое время мне предложили кое-что по сбыту, с оплатой в процентных отчислениях.
— Значит, не в редакции, — сказала она, и он услышал в этих словах разочарование.
— Прошу тебя, — сказал он, — ты должна понять, это только начало.
— С тобой заключили договор?
— Пока нет, мы договорились об испытательном сроке на три месяца, а потом составим договор.
Легкая тень сомнения скользнула по ее узкому лицу, но тут она снова взглянула на часы и, воскликнув «Эта Клаузен устроит мне сцену!», повернулась к двери. Он быстро подошел, обнял ее, испытующе посмотрел ей в глаза и спросил:
— Ты ведь рада, правда? — И просительным тоном добавил: — Мы все обсудим вечером, хорошо?
Андерсен подошел к окну и стал смотреть, как она выходит из подъезда. Он ждал, что она ему помашет, но не успела она поднять руку, как подбежали двое мальчишек, стали бросаться в нее снежками и ни разу не промахнулись. Наклонившись вперед, она подняла руки, чтобы закрыть ими лицо, и побежала вперед, а снежки все летели в нее, пока она не села в машину. «Я что-нибудь приготовлю к сегодняшнему вечеру, — подумал Андерсен, — сделаю тебе сюрприз». Когда она отъехала, он подошел к простенькому книжному стеллажу, который собственноручно соорудил из кирпичей и выкрашенных белой краской досок. На верхней полке стояло несколько фотографий в рамках, повернутых так, чтобы лица на них как бы вглядывались друг в друга. Он взял самый большой снимок, запечатлевший Кристиану в форме медицинской сестры на террасе больницы, где ему пересаживали почку. В руках она держала поднос, на котором стоял стакан воды, и еще можно было отчетливо разглядеть пластиковую тарелочку с лекарствами — и то и другое предназначалось для него, сидящего в старомодном плетеном кресле под зонтом от солнца и подмигивающего ей. Фотография по его просьбе была сделана в тот самый день, когда он пригласил Кристиану совместно отпраздновать его выписку из больницы.
В квартире сверху зашумела вода, послышались шаги старого, тучного актера, его тяжелая поступь свидетельствовала о ярости и упрямстве. Вскоре до Андерсена донеслась его декламация: «Нет и снова нет, ибо они восстали против истины, и все, чего они достойны, — это гроздья гнева». Андерсен поставил фотографию на место, сел за стол, раскрыл словарь в первом попавшемся месте, прочитал статью «Охлократия» и остался ею вполне доволен.