концепциям. Поскольку же их подсовывают за основу для позиционирования
порабощенных Москвой народов, или для отношений между свободными государствами
и большевицким империализмом, то за такими попытками скрывается серьезная угроза
обмана свободолюбивых сил в мире, которым вероятней и больше всех воспользовался
бы большевизм.
Уже было упоминание о том, что к эволюции большевизма не следует
причислять изменения, на которые большевицкий режим пошел вынуждено, благодаря
борьбе порабощенных народов или под давлением внешних сил, вопреки большевицким
планам и пожеланиям. Первый вопрос, который всплывает при этом, касается самой
возможности таких перемен. Подсоветская действительность дает на него
положительный ответ. Для примера вспомним период так называемой украинизации и
НЭПа из первых достижений большевицкого режима, смягченный курс большевицкой
национальной и экономической политики во время Второй мировой войны и
послевоенные годы, смягчение политики против так называемых сателлитных стран
после венгерского восстания. Все эти изменения навязаны большевикам отчаянной
борьбой и сопротивлением порабощенных народов и слишком уж трудными для них
обстоятельствами, когда режим не мог удержаться на одном только насилии. Решающее
значение имеет тот факт, что он был вынужден не только сделать кое-какие изменения,
чтобы успокоить ними противные силы, но и пойти на фактические, хотя и частичные,
уступки. В этом случае большевики вынуждены проводить такие изменения в своей
системе, в национальной, или общественно-экономической политике, которые по
содержанию являются отступлением от большевицких планов и в какой-то мере
отвечают требованиям народа. Именно в этом пролегает существенная разница между
такими вынужденными настоящими изменениями и переменами тактического порядка,
производимыми тоже по принуждению, но без фактического отступления от
большевицкой линии. Видим, что когда сопротивление и борьба порабощенных народов,
или внешнее давление вынуждает проводить большевиков какие-то изменения, то в
одних случаях они проводят всего лишь тактические изменения, вкладывая в них
содержание, соответствующее собственным планам, а в других случаях вынуждены
отступать от своих планов. Это зависит от силы той борьбы или обстоятельств, с
которыми большевики имеют дело, если уж они принуждены к фактическому
отступлению.
Дальше наблюдаем, что большевики всегда пытаются отбросить все сделанные
по принуждению уступки. Делается ли это совершенно открытым способом, ли остаются
одни лишь формы произведенных изменений, а в них вкладывается другое, желаемое
большевиками содержание – это уже второстепенный вопрос тактики. Но с постоянным
укреплением фактических достижений антибольшевицких сил и действий большевики
никогда не смиряются и в соответствующей ситуации пытаются их ликвидировать.
Поэтому все перемены, не отвечающие большевицкой мечте и идущие на пользу народу,
можно удержать только безостановочной борьбой, точно как и только борьбой можно
отвоевать их у режима. Начало и конец эпохи «украинизации» и НЭПа являются
классическим примером. Большевицкий режим был должен отступить от своего
собственного курса в национальной и экономической политике тогда, когда был
приведен к катастрофическому положению сопротивлением крестьянства против
начинавшейся коллективизации и неутихающей повстанческой борьбой в Украине.
Когда же позже режим укрепил свои силы, а революционная борьба Украины была
убаюкана направлением национальной энергии на отстраивание национальной жизни в
рамках советского государства, тогда пришла новая волна большевицкого натиска и
ликвидации всех предыдущих смягчений.
Путаница
в
таких
переменах,
которые
являются
последствиями
антибольшевицкой борьбы, с переменами в границах эволюции большевизма, является
фатальной политической ошибкой. Речь не идет только о неправильном понимании, или
освещении исторических явлений, их причин-движителей и механики их развития. Нас