легкомысленного провоцирования войны. Но, не зависимо от намерений, они имеют и
другое значение, как серьезный вывод, сделанный компетентным авторитетом из
сравнительного анализа военных сил одной и другой стороны.
Например, когда идет речь о том, что Америка не думает ввязываться в Европе в
сухопутную войну, то речь идет не только об американской стратегии, полностью
оправданной, глядя на ее положение. Это, прежде всего вывод о полностью
неудовлетворительном состоянии военной подготовки европейских партнеров по
Атлантическому блоку. Они же, как находящиеся под непосредственной угрозой со
стороны советского колосса, должны были бы иметь в готовности соответствующие
военные силы для сухопутной войны, приспособленные к их положению и
пропорциональные их совместному человеческому и материально-техническому
потенциалу.
Несбалансированное состояние в этом отношении, слишком однобокая военная
подготовка западного блока с переносом центра тяжести на современное
высокотехнологическое вооружение серьезно подорвали его способность к войне против
СССР при помощи так называемого конвенционного вооружения, в частности к
сухопутной войне. Официальные выводы, как уже было упомянуто, говорят, что любой
вооруженный конфликт должен перерасти в атомную войну.
Однако, есть и другие выводы из того же состояния, и это сильно ослабляет
позицию западных государств. Про некоторые речь велась выше. Так как именно это
состояние, если и не рождает, то, как минимум подпитывает все те парализующие
течения, которые готовы уцепиться за любую альтернативу атомной войне, в том числе и
за полную капитуляцию перед большевицким натиском.
Совсем другие выводы делает, как можно предположить, Кремль. Большевики
имеют основания сомневаться, отважится ли Запад по-настоящему ответить атомными
бомбами на любое их насильственное действие, которое, будучи агрессивным натиском,
выглядело бы как ограниченное и не очень опасное. Поэтому Москва может дальше
свободно маневрировать, и дальше придерживаясь успешной тактики как бы малых
агрессий и завоеваний, перекидываемых с одного места на другое.
Такие размышления обосновываются современным укладом военных сил обоих
блоков, в частности состоянием термоядерного и ракетного вооружения, ВВС, морского
надводного и подводного флота и размещенных баз. Эти данные перечеркивают расчеты
на то, что концентрически примененный тяжелый термоядерный удар парализовал бы
военную мощь противника в той мере, чтобы он стал неспособным ответить такими же
всеуничтожающими атомными ударами. Даже большая разница в количестве тяжелых
атомных ударов с одной и другой стороны не имеет решающее значение тогда, когда
достаточно малого количества, чтобы уничтожить целые страны. Это особенно важно
для европейских территорий недалеко от фронта, может быть, в меньшей мере для
Америки и подсоветской, прежде всего центральной, Азии.
При таком положении тяжелое атомное вооружение перестает быть первым
средством оборонного или агрессивного ведения войны против врага, который тоже его
имеет. Оно редуцируется до роли последнего резерва, для крайне проигрышной,
безвыходной ситуации. Но прежде всего оно становится гарантией, сдерживающей врага
от первичного применения атомного оружия.
Тезис о том, что любая провокация войны равнозначна с разжиганием войны
атомной, – устарел. Он относится к тем периодом времени, когда атомную бомбу имели
только американцы, хотя они сами лишили ее убедительности еще во время корейской
войны. Теперь любое, в ситуации равновесия атомного оружия, оперирование этим
тезисом – неубедительное. Оно вызывает больший страх в собственных рядах, чем во
вражеских. Если же решительная позиция отразить любую большевицкую агрессию
опирается на такую атомную стратегию, то это ее не укрепляет, а ослабляет.
Перед западными государствами стоит необходимость развить заброшенные
участки своей военной подготовки и позаботиться о сильной сухопутной армии и ВВС в
Европе. Эти государства имеют все данные для того, чтобы и в объеме так называемого