А еще хрустальные бокалы швыряли оземь, но они не бились, а исчезали, рассыпаясь сотнями искр.
В Элизере я не знал никаких запретов – мои миракли носились по замку, мешали слугам, на пиру танцевали и играли на флейтах, а по ночам бродили близ озера, если мне не спалось.
Это было мое девятое лето, счастливое, но уже предгрозовое. А тот спектакль, когда я решил обрушить на головы зрителей груды призрачных фигурок из марципана, засахаренных груш и маковых плюшек, вообще был последней моей забавой в нашем театре. Наконец, уставшие от бесполезных попыток схватить призрачных марципановых зайцев, юные мастеровые и служанки уселись на бревна распивать настоящий сидр из воображаемых бокалов и есть свежие булочки Марты с хрустящей сладкой корочкой. И тут я увидел, как к нашему импровизированному театру подходит отец. Я знал, что он ездил в Гарму вместе с дядей Кроном, десять дней тому назад с помощью сокола-миракля я подслушал их разговор. Из сказанного я мало что понял, только то, что дядя опасался «хитреца Брина» (тогда я не ведал, кто это такой). А еще дядя повторил несколько раз: «Вот увидишь, Гарма нас предаст».
Про Гарму я кое-что знал. Это был торговый полис восточнее Элизеры и соперник Ниена в торговле. Его бухта была удобнее Ниена, но куда меньше размерами. Из Империи Игера в Гарму через перевал вела дорога Десяти Ослов – узкая неудобная тропа, которую год за годом потихоньку расширяли до настоящей дороги. Перевал Гармы лежал в горах намного выше нашего, почти каждую зиму он закрывался, его заметало снегом, из Империи к морю оставался только один путь – через Гадючий перевал в Ниен. Гарма была нашим соперником с тех дней, когда там обосновались беглецы из разрушенной крепости Домирья, а Ниен был маленьким торговым поселением с вождем, освоившим азы магии. В лихие годы войн и вражды Ниен натравливал на Гарму пиратов, и, числясь еще Вторым наследником, наш прапрадед Грегор водил Ниенский флот осаждать Гарму, но, кажется, не преуспел.
Отец был в дорожном – кожаные штаны, видавшая виды куртка, – и только золотой венец нашего дома в волосах отличал его от затрапезного кондотьера, что рыщет по дорогам в поисках богатого сеньора и приличных наградных.
– Френ, – обратился отец к нашему внимательному ментору. – Отведи-ка ребятишек по домам. Спектакль завершился.
Френ вмиг догадался, что над сводами Элизеры сгущаются тучи, и окликнул ребятню, потрясая корзиной, в которой немало еще оставалось крендельков и марципана.
– Эдуард, Лиам, Кенрик – вам остаться! – приказал отец.
Никто из нас и не собирался убегать: определение ребятни к нам уже точно не подходило, несмотря на малые годы.
– Что случилось, отец? – У Эдуарда дрогнул голос, когда он задал этот вопрос.
– Гарма нас предала. Она заключила союз с Игером и открыла перевал для его армии.
Далее последовала долгая пауза. Отец уселся на бревенчатое сиденье, снял перевязь с мечом, упер локти в колени. Мы стояли перед ним, как будто ожидали вынесения приговора за неведомую нам вину. Мы – наследники Ниена, и среди них я – маг третьего уровня, способный создавать миракли.
После шумного спектакля сделалось необыкновенно тихо. Где-то в лесу без устали куковала кукушка. Я хотел загадать, сколько лет проживу, но не решился. В озере плескала рыба – начинался вечерний клев, от причала уходили лодки с рыбаками, с этого берега они виделись игрушечной флотилией. Всё было как прежде, но на самом деле всё уже переменилось.
Я создал миракля нашего любимого Шалопая. Белый пес подошел к отцу и положил голову ему на колени, как всегда делал при жизни. Отец потрепал его загривок, перебрал пальцами завитки жесткой шерсти. Лицо болезненно передернулось.
– Не надо, Кенрик, это не поможет.
Я распылил миракль.
И тогда отец заговорил:
– Король Гармы и его советники решили предать нас и продать, чтобы сохранить свои шкуры. Они посчитали, что Ниен даже в союзе с Гармой не устоит против Игера, и заранее выбрали сторону победителя.