– Кенрик уже никто – он даже меч в руке удержать не может! – злорадно сообщил Чер-Рис и заржал.
Ему никто не стал вторить. Все молчали.
– А ты расскажи, – возвысил голос трактирщик (вернулся из задней комнаты весьма злой, а тут как раз Чер-Рис и подвернулся), – как Кенрик обрастил тебя всего шерстью, да еще крысиный хвост из штанов торчал.
Было такое, было – за то, что он подленько обошелся с Лиамом.
Мальчишки-новобранцы захихикали, Чер-Рис сделался красным как вареный рак.
– Да все это миракли, – пробормотал он и провел рукой сзади по штанам, проверяя, не рвется ли наружу сквозь синее сукно розовый голый хвост.
Да, вернуть бы мне мои руки – я бы устроил этому трусу веселье.
– Кенрик – неплохой мечник, – заметил один из парней, я узнал в нем раненого, которого выходила матушка. Копьем ему пробили плечо насквозь, кость раздробило в осколки. Сколько сил отняла у матушки эта сращенная косточка на плече? Отец запрещал ей лечить всех подряд – только эквитов и сотников, да и то с опасными ранами, но матушка его как будто не слышала. Она вообще никого не слышала в эти последние месяцы.
– Ой, держите меня семеро, умру от смеха, – нарочито захрюкал Чер-Рис. – Да он и в прежние времена был боец плевый, а ныне вообще никакой.
– Хлеб не на что взять у булочника – вот дело, – отозвался мрачный парень, по виду, скорее всего, кузнец, сидевший за столом с кружкой эля еще до прихода ватаги. Правая щека его была сжевана в печеное яблоко свежим ожогом. – Мои голодают. А миракли магика мне без разницы, от мираклей заказов не прибавится. В первый день месяца выдали две серебрушки. Ну и где они? Где?
– Чер-Мак, в долг больше не наливаю! – крикнул ему хозяин.
– Во, видали! Меня больше не поят. – Мак сокрушенно вздохнул, запрокинул голову и вылил себе в горло остатки из кружки, как в воронку. – А вы тут про миракли, недоделы. Кто из вас кружку поставит кузнецу Маку? – Парень нарывался на драку.
Я терзал зубами сочное мясо, запивал элем и, кажется, презирал сам себя больше, нежели Черный Рис.
Драка вспыхнула, и я даже не понял, из-за чего. Но в следующий миг кузнец уже сцепился с Рисом, а мальчишки-новобранцы метелили какого-то парня, что собирался протиснуться к двери, но не успел. Не дожидаясь, пока хозяин кликнет стражу, я выскользнул на кухню, а оттуда наружу через заднюю дверь. Путь мой лежал к большой пекарне толстяка Чер-Наса. Уже начинало смеркаться, и подле торгующих лавок подмастерья втыкали в медные гнезда серные факелы. Я огляделся: по ночам в Ниене пошаливали грабители. Хотя на прошлой неделе пятерых повесили, я бы не поставил и медный грошик на то, что новая шайка не караулит запоздалых прохожих, идущих с базара. Ну что ж, проверим, так ли хорош кинжал, как обещал мне Чер-Лис.
Окна в пекарне были уже темны. Все, кроме одного. Я постучал условным стуком – пять коротких ударов, потом перерыв – и еще один. Стук этот означал, что за хлебом явился кто-то из замка. Свет в окошке как будто дрогнул – значит, Толстяк взял свечу и пошел к двери.
В деревянной филенке открылось окошечко, я откинул капюшон со лба.
– Ваша милость, поздноватенько явились за хлебом, все уж распродано. Вот разве что пара сдобных булочек… – Пекарь отворил дверь, и я вошел.
На старом почерневшем столе оплывала сальная свеча, и подле коробилась заляпанная бумага с записями. Видимо, хлебник подсчитывал долги тех, кто набрал вперед без оплаты. Заказы пишут на воске стилом – их хранить долго нет надобности, разровнял воск, и пиши наутро вновь. Новый день – новые заказы, новый хлеб, лишь долги переживают полночь.
– Запасы муки есть?
Толстяк молчал, смотрел с подозрением. Думал, наверное: в нынешние дни верить никому нельзя, даже наследнику короны – может, там, в темноте, притаился отряд мечников. Ворвутся, выпотрошат подвалы, не найдут схрона, начнут жечь каленым железом или ногти рвать. Мука нынче в цене, и с каждым днем дорожает. Зверство легко в человека входит – только чуть приоткрой заслонку. И весь набор в придачу – когти, шерсть, яд на зубах и крысиный хвост из-под плаща. Не миракль, нет – истинное состояние души.
– Я один, – успокоил пекаря и приложил сжатый кулак правой руки к сердцу.
Есть магические жесты, способные истребить ложь. Если супротив тебя стоит даже самый малый магик, а ты солгал и приложил руку к сердцу – остановится сердце в тот же миг и падет человек замертво. Но мои слова больше не имеют силы, и клятва пуста – потому что мои кисти рук для магии мертвы. Так что это был просто жест, ритуал, призванный скрыть пустоту.