Ветеран подписался, нотариус и его клерк в качестве свидетеля подписались тоже, и завещание было оформлено.
— Теперь снимите копию, — сказал генерал, — а оригинал оставьте у себя до востребования.
Копию сняли. Генерал спрятал ее в карман своего плаща и, не сказав больше ни слова нотариусу, сел в карету и уехал.
— Странно, — говорил себе делец, оставшись один, — что генерал приехал ко мне, а не к своему поверенному! Еще более странно, что он лишает наследства младшего сына. Состояние генерала оценивается в сто тысяч фунтов стерлингов и все достается этому полунегру! Но это понятно. Генерал недоволен младшим сыном и потому обратился за составлением завещания ко мне, а не к Лаусону, который постарался бы его отговорить. А старик не уступит, пока Генри не исправится. Генерал не такой человек, чтобы позволить собой играть, даже собственному сыну. Но как бы там ни было, я обязан сообщить об этом третьему лицу, сильно в этом заинтересованному.
— Робби!
Дверь открылась, и высунулась голова клерка.
— Вели моему кучеру закладывать моих лошадей — живо!
Голова исчезла, и едва только нотариус успел спрятать завещание и обдумать свой разговор с завещателем, как карета остановилась у дверей конторы.
Через несколько минут экипаж мистера Вуулета уносил его к скромному домику вдовы Мейноринг.
Глава X. РЫБКА КЛЮЕТ
Полковник Мейноринг, кости которого покоились в Пенджабе, оставил, как мы уже знаем, очень скромное наследство. Вдова однако находила возможность держать выезд, заключавшийся, правда, в одном пони и фаэтоне, но пони был живой и горячий, фаэтон очень приличный, казавшийся даже изящным, когда правила сама мисс Бэла. Грум тоже был всегда в новенькой ливрее с блестящими пуговицами.
Эту очаровательную картинку деревенской жизни можно было наблюдать у дверей коттеджа миссис Мейноринг в одиннадцать часов утра, в тот самый день, когда между матерью и дочерью произошел вышеописанный знаменательный разговор.
Эта прогулка, необычайно ранняя, имела серьезную цель — визит к нотариусу. Уже Бэла, поместившись в фаэтоне, грациозно помахивала бичом, и послушный пони уже тронулся с места, когда показался экипаж самого мистера Вуулета.
Какое счастливое совпадение, подумали миссис Мейноринг и ее дочь, решившие сегодня ехать в город. И вот мистер Вуулет, точно по внушению свыше, приехал сам. Следовательно, им можно было остаться.
Дамы вышли из экипажа, отдав вожжи груму, и в сопровождении нотариуса вошли в коттедж. По словам нотариуса, дело, приведшее его к миссис Мейноринг, ничуть не касалось очаровательной Бэлы и потому молодая девушка тотчас же удалилась, оставив мать наедине с мистером Вуулетом.
Во всех манерах нотариуса проглядывала какая-то приторная слащавость, хотя менее заметная, чем в разговоре с генералом. Конечно, ведь и разница была громадная между генералом, богатым землевладельцем, и вдовой полковника, снимавшей его коттедж. Но все-таки миссис Мейноринг занимала известное положение, с которым надо было считаться; у нее была дочь, которая в один прекрасный день могла стать женой человека с миллионным состоянием. Клиентура очень приятная для поверенного матери.
М-р Вуулет был слишком проницателен, чтобы не понимать положения вещей. Если он и был более развязен со вдовой полковника, чем с генералом Гардингом, то это объяснялось просто тем, что он видел, что почтенная дама была с ним одинаковых взглядов относительно вопросов чести и этикета.
— Вы имеете что-нибудь сказать, мистер Вуулет? — спросила вдова, не намекнув ни одним словом, что она сама направлялась к нему с визитом.
— Да, миссис, впрочем важного ничего нет. Во всяком случае, я попрошу у вас минут пять внимания. Извините, что я помешал вашей поездке.