Я прозрел совершенно случайно на балу. Бэла обожала танцы, как все холодные особы, принадлежащие к разряду очаровательниц, и почти ни один бал в округе не обходился без мисс Мейноринг.
Я увидел ее впервые на балу в ратуше. Я был ей представлен одним из устроителей праздника, отличавшимся неясным произношением, происходившим от того, что у него была так называемая «заячья губа». Вследствие этого английское «captain» прозвучало как «counte», что значит граф. Результатом было то, что мисс Мейноринг стала величать меня титулом, мне не принадлежащим, а я никак не мог найти подходящего момента, чтобы вывести ее из заблуждения.
Но я положительно возгордился, заметив, что в ее записной книжке танцев мое имя мелькало чаще, чем мне позволяла надеяться моя скромность. Она обещала мне несколько туров вальса и кадриль. Я был счастлив, польщен, очарован и восхищен, да и кто не был бы восхищен на моем месте, видя себя отличенным красавицей в полном смысле этого слова?
Я уже вообразил себе, что моя судьба решена отныне и что я нашел себе приятную спутницу не только на танцы, но и на всю мою жизнь.
Я распустил хвост, как павлин, видя вокруг себя гримасы разочарованных танцоров и слыша их недовольный ропот и досаду на меня.
Никогда еще я столько не веселился.
Это продолжалось довольно долго. Дойдя до вершины блаженства, я должен был тотчас же и свалиться. Я проводил мою даму к великолепной матроне, которую мне представила мисс Бэла как свою мать. Прием, сверх ожидания, был очень холодный. Важная леди почти не разжимала губ, отвечая на мои вопросы. Сконфуженный этим приемом, я затерялся в толпе, успев однако получить у мисс Мейноринг обещание новой кадрили.
Неспособный веселиться вдали от моей дамы, я тотчас же вернулся и сел на стул позади диванчика, на котором сидели мать и дочь.
Обе очень горячо о чем-то беседовали, так что не заметили меня, и я не решился прервать их разговор, который хотя велся пониженным тоном, но упоминание моего имени заставило меня прислушаться внимательнее.
— Какой граф! — говорила мать, — ты сама не знаешь, что говоришь, дитя мое.
— Но мне его так представил мистер Саусвик. Да у него вся осанка такая.
Это замечание мне очень понравилось.
— Саусвик — глупец и осел сверх того. Это просто ничтожный капитан, на маленьком жаловании, без состояния, без связей. Леди С. мне рассказала о нем.
— Неужели?
Мне послышался маленький вздох. Я был в восторге. К несчастью, следующие слова разрушили все мои иллюзии.
— И ты обещала ему новую кадриль, когда молодой лорд Потовер приглашал тебя два раза и чуть не на коленях умолял меня вступиться за него?
— Но что же делать?
— Очень просто. Скажи ему, что ты уже раньше обещала лорду Потоверу.
— Хорошо, мама. Я послушаюсь твоего совета, мне так это неприятно.
Если бы в эту минуту я услыхал второй вздох, я бы удалился, не сказав ни слова. Но мое присутствие уже было открыто, и я решился с честью выйти из моего положения.
— Я был в отчаянии, мисс Мейноринг, — сказал я, непосредственно обращаясь к молодой девушке и как бы не замечая смущения ее и матери, — что вы из-за меня нарушили ваше прежнее обещание, и чтобы не заставлять лорда Потовера третий раз вставать перед вами на колени, а предпочитаю вернуть вам обещание, данное ничтожному капитану.
Откланявшись с большим достоинством, — так, по крайней мере, я думал, — я оставил обеих Мейноринг и постарался забыться в танцах с другими молодыми девушками, удостоившими принять приглашение бедного капитана.
К концу вечера я встретил ту, которая заставила меня забыть мое неприятное приключение.
Глава V. ОХОТА
Было бы очень желательно для молодого Генри Гардинга, а может быть и для его брата Нигеля, чтобы с ними обошлись так же, как со мной в период первого увлечения, и чтобы они так же философски перенесли свое первое поражение.