Часть людей осталась в Ладоге — расчищать выделенное место от растительности. Но прежде, чем бить топором по корням бузинных кустов, позвали бабку Вихрею.
— Бузина — опасное растение, под ней навьи живут, а ее дым ворота в Закрадный мир отворяет, — как объяснила Стейну Велемила, пришедшая посмотреть. — Поэтому жечь ее вне обряда и не умеючи — нельзя, и рубить, чтобы навий не выпустить, тоже особая мудрость нужна. Я знаю, меня бабка Радуша успела обучить кое-чему. Жалко, померла она рано, мне всего десять лет было. Теперь вот у Вихреи, у вуйки Велерады, у матери, у Святобора обучаюсь понемногу.
Деленя тем временем собирался в дорогу. Народ сомневался, что в такое время года из поездки выйдет толк: Марена то заглядывала в свои будущие владения, то, словно вдруг вспомнив о неотложных делах в другом месте, отступала, и снег снова сменялся дождем, застывшие колдобины на тропках развозило грязью — ни пройти, ни проехать. На поверхности Волхова лежала серая каша из напитавшегося водой снега — ударит мороз, и все это застынет, но прочного льда, по которому можно ехать, ждать еще долго. Но там и Корочун, а в такое время вообще пускаться в путь не стоит, и жди потом чуть ли не до весны. Да и как искать ничем не отмеченные могилы под сугробами по пояс?
К тому же прошел слух, будто на развалинах Вал-города поселился кто-то чужой. Кто такие — никто не знал как следует, никто своими глазами пришельцев не видел, а так — чей-то сват заходил к чьему-то брату, обмолвился… Но Деленя забеспокоился: намереваясь сам восстановить отцовское гнездо, он не хотел ни с кем делить это выгодное место.
Собирался он в путь не один: с ним ехал сам Святобор, с целой дружиной из сыновей и прочей родни, да и многие из бывших валгородских беженцев, кто не прочь был вернуться, хотели взглянуть на родное пепелище.
— И Велеська пусть с нами едет, — заявил Святобор, когда зашел к Домагостю обсудить поездку. — Буду духа звать, а она пусть учится. Когда другой такой случай выпадет? Глядишь, еще поможет мне.
— Хочешь ехать? — спросил отец у Велемилы, затаившей дыхание, чтобы не спугнуть такую удачу.
— Еще бы! Батюшка, миленький, пусти меня! — завопила она так, что Милорада у печи от неожиданности чуть не выронила горшок и принялась ее отговаривать:
— Да куда тебе ехать! Не лето на дворе, и там не игрища! Застудишься насмерть!
Но Велемила упрямо стояла на своем, и мать вскоре отступилась. Ей не хотелось отпускать дочь из теплого дома, но она понимала, что Святобор прав. В младшей дочери она замечала наибольшее из всех своих детей сходство с собственной матерью — знаменитой волхвой Радогневой Любшанкой. Лицом на бабку был похож и Велем, но Велемила получила в наследство немало из ее способностей. Сопровождая мать и бабку в лес, она с раннего детства научилась слышать голоса трав — а это дано только истинной травнице. Радогнева считала, что из внучки вырастет волхва, но искусству хождения в Навий мир обучают лет с двенадцати-тринадцати, а ко времени смерти бабки-наставницы Велемиле исполнилось только десять, поэтому учить ее взялся Святобор. Без науки внучку Радогневы оставлять не годилось — при том, какое положение в жизни ей предстояло занять, лишних знаний не будет.
К тому же Велемиле было любопытно взглянуть на это место, о котором она столько слышала. В Вал-городе ненадолго обосновался со своей русской дружиной Иггвальд Кабан, здесь же он и был разбит. Причем две ее старшие сестры принимали в битве почти непосредственное участие. Они оставались на корабле на Сяси, но вид двух молодых прекрасных богинь с пламенными волосами, одетых в варяжские шлемы и кольчуги, так потряс Иггвальда, что он проиграл поединок с Оддом Хельги. В благодарность Одд подарил Яромиле и Дивляне по золотому кольцу из сокровищ богини Торгерд.[9] Яромила и сейчас носила это кольцо и каждый раз показывала в подтверждение, когда рассказывала о тех событиях торговым гостям или вновь подрастающим детям. Велемила тогда была еще совсем девочкой, и никто ее, конечно, не пустил бы даже и близко, но теперь-то она выросла!