Тогда начали искать того, кто и заварил, собственно, всю кашу: мага и целителя Кашпировского. Можно представить себе, скольких усилий это стоило!
– «Однажды Таня перенесла особенно тяжелый приступ, который на всех присутствующих произвел настолько тягостное впечатление, что пришлось вызвать психиатрическую бригаду», – монотонно читала Катюшка. При этом она постоянно была, что называется, в роли: то заглядывала Альбине через плечо, словно проверяя, не написала ли затюканная секретарша корову через ять, то озабоченно черкала в своей папке, то задумчиво прохаживалась в витрине, демонстрируя бесценный, хоть и совсем простенький костюмчик от Гальерри и ножки «made in Russia», которые вполне могли быть включены в список национального достояния страны.
– Слушай, он в твоей спине скоро дырку просмотрит, неужели ты не чувствуешь? – пробормотала она с тем же выражением, с каким диктовала текст: – «Наконец прозвучал долгожданный междугородный звонок. Матери, которая вступила в разговор первой, Кашпировский посоветовал впредь не касаться в разговорах с дочерью темы телесеанса. А Тане он просто приказал: «Будь здорова!» – и она очнулась.
После этого девочка чувствовала себя вполне нормально, в транс больше не впадала. Только у Тани вдруг открылся внезапный сочинительский дар: чуть не каждый день она придумывала новую сказку, и почти в каждой действовали дельфины».
– Чушь какая! – Захлопнув папку, Катюшка с брезгливым видом уставилась на экран, словно собственный доклад, отчет или что там она насочиняла, ее совершенно не устраивал. – В жизни не поверю, чтобы голос… какое-то слово… Чтоб из-за этого с ума сойти, вообразить невесть что, забыть, кто ты есть… Из-за какого-то слова! Подумаешь, велика магия: «Будь здорова!» – и она здорова. Очень просто так лечить: «Не пить! Не курить! Похудеть! Спать!»
«Спать!» – резко, на выдохе, шепнул кто-то рядом с Альбиной, и она чуть не ахнула, вспоминая ночные приключения. Нет, напрасно Катюшка не верит в силу слова!
Вдруг нестерпимо захотелось кому-то рассказать о том, что было ночью. И давно надо было это сделать, тогда все беспричинные страхи сразу рассеялись бы. Говорят ведь, что даже дурные пророческие сны не сбываются, если их сразу кому-нибудь рассказать.
– А вот и зря ты не веришь! – оживленно повернулась Альбина к Катюшке – и взгляд ее скользнул по лицу того парня, подошедшего почти вплотную к витрине.
Альбина осеклась, и впрямь ощутив этот взгляд, как прикосновение. Даже щека загорелась, будто от пощечины, а может, и от поцелуя.
Она беспомощно уставилась в миндалевидные ласковые глаза, начисто позабыв, о чем собиралась рассказать Катюшке, и в эту минуту послышался голос, от которого у Альбины затряслись поджилки:
– Не говорил ли я вам, барышни, что в витрине не следует допускать резких движений? Надо двигаться мягко, подчеркнуто женственно!
И Бузмакин, грациозно ступая с носка на пятку, будто балетный танцор, явился в витрине, являя взорам зрителей костюмчик от самого настоящего Версаче – подарок фирмы – хозяйки универмага.
«Много ты понимаешь в женственности!» – усмехнулась Альбина. Девушки-манекены в большинстве своем Бузмакина не выносили, и вовсе не потому, что он позволял себе лишнее, хотя бы в виде намеков. В том-то и дело, что Бузмакин женщинами вообще не интересовался и, будь его воля, вообще ликвидировал бы их как класс, а детей (исключительно мужского пола, причем всех, как один, этаких кучерявеньких блондинчиков-херувимчиков) выводил бы только в колбах, минуя младенческий возраст, а сразу выдавая готовый продукт от пятнадцати до двадцати пяти лет. Именно Бузмакин ратовал за сокращение количества девушек в штате манекенов. Будь опять-таки его власть, он их всех повыгнал бы, а нанял бы голубоглазых юнцов. И даже на месте секретарши Альбины сидел бы сейчас какой-нибудь сладенький птенчик, бесстыдно выставив из-под стола кривые волосатые ноги.
За то, что в витрине офисной мебели работали только девушки, следовало благодарить менеджера первого этажа Людмилу Викторовну. Обладая совершенно противоположной боевой раскраской, чем Бузмакин, она активно внедряла девушек куда только могла, и хотя предпочитала ярких итальянистых брюнеток, вроде Катюшки, могла понять, что скромняги шатенки (вроде Альбины) создают приятный для глаз клиентов контраст.