Вся деревня вышла из хижин. Но, как и всегда, мужчины стояли по одну сторону, а женщины – по другую.
Герман чуть покосился влево и перехватил насмешливый взгляд Алесана. Ну да, конечно: только они двое удостоились чести стоять на женской стороне. Вождь племени и его высокий гость. Однако даже и от них женщины позаботились отойти на несколько шагов, так что оба как бы стояли между двух миров. Даже вчерашние жены обоих держались с холодноватым, отстраненным видом девушек-недотрог. Впрочем, Герман уже успел привыкнуть, что здесь женщины не ластятся наутро, предоставляя эту привилегию своим ночным мужьям.
По рядам пронесся громкий вздох: появилась сегодняшняя дукуни. Колдунья, ведьма, шаманка, жрица – как угодно. На голове возвышался зеленый тюрбан – знак, что она поддерживает постоянную связь с миром духов. Тюрбан являлся, можно сказать, единственной одеждой дукуни, не считая чисто символической опояски из хвостов священных зебр. Однако по местным понятиям считалось, что на ней слишком много одежды.
Лица дукуни Герман не мог разглядеть под ритуальной раскраской, однако тело у нее было стройное, молодое, упругое.
«Интересно, я с ней спал? – подумал Герман. – А запросто!»
Рука Алесана дрогнула рядом с его рукой. Герман мог бы поклясться, что его друг задал себе такой же вопрос – и дал на него столь же самонадеянный ответ.
Дукуни уселась на травяную циновку, скрестив ноги и сложив перед лицом ладони. Было тихо, но постепенно Герман начал различать легкую мелодию свирели и погромыхивание тамтама. Оба эти инструмента лежали за спиной дукуни. Никто не прикасался к ним, однако именно они издавали музыку, которая становилась все громче.
Впрочем, с такими штучками Герман уже был знаком. И в сегодняшнем действе это было далеко не главным волшебством.
Дукуни вытянула правую руку и повела вдоль шеренги мужчин, начиная с Алесана. Глаза ее были закрыты, ни на кого конкретно она не указывала, однако Герман всем телом ловил слабый, отдаленный голос, выкрикнувший шесть имен. При этом он ощутил странную смесь облегчения и разочарования, оттого что выбор не пал на него.
Вперед вышли шесть молодых людей. Никого из них Герман не узнавал: лица и тела были раскрашены. Только они с Алесаном оказались сегодня избавленными от этой длительной, а порою и болезненной процедуры.
Ни одной нитки не было на телах избранных: сняли даже охотничьи браслеты из обрывков звериных шкур, даже тяжелые кольца-обереги.
Избранные начали танец в кругу: сначала медленно, потом все стремительнее. Дукуни в центре их хоровода танцевала в том же бешеном ритме, и каждое ее движение было исполнено убедительной внутренней силы, которая зачаровывала всех присутствующих.
И вдруг танцоры замерли. Замерли и зрители, с трудом сдерживая возбужденное дыхание. Пульсирующий ритм тамтама вонзался в сердца, тревога подавляла сознание.
Дукуни взяла стоящую радом с ней корзиночку и побежала по поляне, посыпая землю и траву серым пеплом и очерчивая правильный круг.
Ее груди прыгали, хвосты зебр плясали на смуглых бедрах, и Герман вдруг ощутил такой мощный разряд желания, что легкие хлопковые штаны, его единственная одежда, туго обтянули бедра. Он покосился на Алесана. Тот, соблюдая ритуал, стоял обнаженным, как и все остальные мужчины. Да… впечатляющее зрелище! С такими копьями вполне можно идти на бой. Точно так же выглядели и избранники дукуни.
Однако он отвлекся и упустил момент, когда в руках дукуни появилась чудовищно яркая маска. Внезапным движением она приложила маску к лицу одного из молодых мужчин. Тот изо всех сил замотал головою, словно протестуя, стараясь сбросить личину изо всех сил. Напрасно: маска, чудилось, приросла к лицу.
А здорово перепугался бедолага! От его недавнего возбуждения в один миг осталось весьма жалкое воспоминание.
Впрочем, эротические чары слетели и с остальных. Все напряженно смотрели на парный танец дукуни и человека в маске, который точно копировал все движения шаманки, ни на миг не отставая от нее, словно ее мозг посылал импульсы одновременно в два тела.
А визг свирели теперь заглушал тамтам и раздирал уши запредельной высотою звуков.
Внезапно дукуни сорвала маску с человека – и заглушенный крик ужаса пронесся по толпе.
С человека ли?.. Ничего человеческого не осталось в его лице. Оно стало по-звериному ужасным!
Рухнув на колени, танцор свирепо бил по воздуху скрюченной ладонью. Герман мог бы поклясться, что это когтистая лапа… А голос? Разве это человеческий голос? Это рычание! По коже, лоснящейся от пота, волнами пробегает дрожь, и чудится, будто на ней чередуются темные и светлые полосы… как у тигра!