Итак, король был молод, недурен собой, холост и проклят. Родовое проклятие Тарсингов, впрочем, не имело силы на лишенных магии островах и портило ему жизнь лишь дважды в год. Увы, послезавтра как раз должен был наступить такой момент.
Орвель со вздохом сложил донесение главного почтальона. Королевской почтой на архипелаге именовалась секретная служба — так уж сложилось с давних пор. Начальник службы Йемителми, южанин по происхождению, а ныне подданный короля дор Тарсинга, прислал подробный отчет о том, что делал вчера Мбо Ун Бхе, военный советник и полномочный посол императрицы Юга. Отчет был неинтересным. Великолепный Мбо, будучи традиционно не в духе от прибытия на архипелаг, устроил разнос своей свите, выпил пару бутылок вина и лег спать, пожелав, чтобы любого, кто захочет его разбудить, убили на месте — беспощадно, но бесшумно. Императрица не впервые отправляла Мбо на острова, и Орвель прекрасно знал, что советник тяжело привыкает к отсутствию магии.
Тарсинг бросил донесение в ящик письменного стола, отодвинул кресло и встал.
— Эссель, — крикнул он секретарю, — если Йеми будет меня искать, я в зверинце.
Король набросил плащ и вышел быстрым шагом.
Зеркала в анфиладе комнат северного крыла дворца отразили высокого худого мужчину. Орвель чуть прихрамывал на левую ногу. Он редко улыбался, и серьезное выражение лица делало его старше своих лет. В длинных черных волосах серебром сверкала седая прядь — знак Тарсингов, родовая отметина. Бросив мимолетный взгляд на свое отражение, король подумал, как славно было бы пробить ухо серьгой, переодеться моряком и уплыть куда-нибудь подальше от островов, от государственной и дипломатической рутины. Но вместе с серебристой прядью в шевелюре и фамильным проклятием Орвель получил от предков неистребимое чувство ответственности.
— Акулий клык! — с чувством пробормотал король.
Невозмутимый лакей распахнул перед ним дверь.
Погода была ясной, солнечной, но холодной. Дул северный ветер, Ноорзвей, резкий и неприятный. Власти ему оставалось до послезавтрашнего полудня, когда произойдет смена сезонов. Да, послезавтра все переменится. У южного ветра по прозвищу Харракун совсем другой характер. Как говорится, Север есть Север, а Юг — это Юг.
На вывеске кабачка красовались дракон и мышь. Дракон был большой, и чтобы поместиться на вывеске, ему пришлось свернуться клубком и обернуть вокруг себя хвост. Орвель сомневался, что такая поза возможна в действительности — дракон не кошка, у него не настолько гибкий позвоночник. Мышь, изображенная в несколько раз больше истинной величины, сидела у дракона на голове, нахально свесив хвост ему на правое веко. Если бы художник придерживался достоверных пропорций, мышь оказалась бы попросту незаметной. Но мастер, который делал вывеску, следовал не фактам, а пожеланиям владельцев заведения.
— А вот и наш славный король! — закричал из-за стойки краснолицый здоровяк Майзен.
Его партнер, худощавый и невысокий Дрейк, привстал из-за стола и поклонился Орвелю:
— Здравствуйте, ваше величество.
— Приветствую вас, судари, — кивнул обоим Орвель. — Ну что, готовитесь к карнавалу?
— Кому карнавал и веселье, — сердито сказал Майзен, — а кому сутки под веником.
Дрейк лишь невесело усмехнулся.
— Вы хотя бы не обязаны разгуливать в своем проклятом виде на публике, — заметил король, устраиваясь в кресле перед очагом. Ноги он положил на маленькую скамеечку и с удовольствием откинулся на спинку.
— Ничего, — подал голос Дрейк. Он говорил тихо и очень мягко, как будто заранее извинялся за все, что скажет или сделает. — Всего лишь сутки перетерпеть, это не страшно. Хотите глинтвейна, ваше величество?
— Пожалуй, да, — согласился король одновременно со словами Дрейка и с предложенным напитком. — У вас есть жаба, Майзен? Я умудрился забыть свой хронометр, но не могу пропустить прибытие корабля.
— Сколько угодно жаб! — воскликнул толстяк.
— Благодарю, — чопорно сказал Орвель. — Достаточно одной.
Майзен громко захохотал, и Дрейк тоже улыбнулся шутке. Даже у короля чуть дрогнули уголки губ, намекая на улыбку. Шутка была не столько смешной, сколько дружеской. Орвель дор Тарсинг питал симпатию к хозяевам кабачка, потому и позволил им обосноваться на территории замка.
Их троих объединяло сходство проклятий. Под действием магических сил громогласный здоровяк Майзен превращался в обидно крошечную мышь, тихий вежливый Дрейк — в неуклюжего огромного дракона, а король Орвель, как и положено Тарсингу, становился здоровенным непривлекательным чудищем с лохматой шерстью, злобными глазками и дурацкими развесистыми ушами. Собственно, если бы не родовое проклятие, Тарсинги вряд ли бы согласились сменить обширные фамильные земли на северном континенте на королевскую власть над тремя островами среднего размера и пригоршней мелких.