А если это не та собака? Тогда настоящий Барбос сейчас в земле.
А если он был жив и действительно выбрался – но тогда кто так старательно закопал за ним могилу, сформировав холмик? Ведь не сам же он за собой!
Признаться, мне очень хотелось схватиться за голову. Нужно было срочно что-то придумать. Выяснить, там этот злосчастный пёс или нет, и при этом не выставить себя идиотом. Я лихорадочно соображал.
- В милицию поступило сообщение о том, что кто-то разоряет могилы животных. Возможно, вновь шамаханы.
- Вот же ж нехристи! – ахнул дед. – Креста на них нет! А токмо, батюшка, я всё время здесь, ни единого супостата не видел.
- Это могло случиться, пока вы спали. Я пообещал отцу Онуфрию проверить.
- Да как же, Никита Иваныч, как проверишь-то? – засуетился дед. Я пожал плечами.
- Мне будет достаточно увидеть кончик хвоста или лапу – словом, совсем малую часть, чтобы доложить отцу Онуфрию, что всё в порядке. Он очень беспокоится.
- Да по-христиански ли это – покой вечный нарушать?
- Так вот я и хочу выяснить, в покое вечном этот пёс, или племя кощеево до него добралось. Лопата у вас есть, надеюсь?
- Есть, а как же! Да токмо…
- Несите, - прервал я причитания сторожа. – Митька, ты слышал, нужно просто убедиться, что пёс там, а не откапывать его всего. И сразу закопаешь обратно. Понял?
- П-п-п… - он стучал зубами и торопливо крестился, пока дед возвращался к нам с лопатой в руках. Ну что ж, я и так не сомневался, что наш младший сотрудник боится мертвецов в любых их проявлениях. Хотя я, признаться, и сам чувствовал себя не в своей тарелке. Нет, я не боялся, но… мне было невыносимо грустно, хотелось бросить всё и уйти. Я не хотел вскрывать могилу собаки, не хотел иметь с этим делом ничего общего. Светило солнце, пьяняще пахли ландыши, а на меня вдруг навалилась такая тоска, что я чуть не взвыл. Я же видел этого пса, я держал его за лапу – а если он там? А если это не он? Стараясь отвлечься, я отвернулся и принялся следить за птичкой, прыгавшей по стволу дерева.
Митька поплевал на ладони и взялся за лопату. Он непрерывно стучал зубами, но работал споро и так увлёкся, что, несмотря на мои предупреждения, за пару минут раскидал холмик и углубился вниз едва ли не на полметра.
- Господи, спаси нас и помилуй… - свистящий шёпот старика вывел меня из тягостных размышлений. Я обернулся. Митька и сторож, оба с белыми, как полотно, лицами смотрели в раскрытую могилу. Я встал с чурбака, подошёл и тоже взглянул вниз.
Пса в могиле не было.
Я нервно сглотнул. Митька отбросил лопату и вновь принялся креститься, бормоча, кажется, «Отче наш». Мы со стариком переглянулись.
- А… где ж он, батюшка? – тупо спросил сторож. Я развёл руками:
- Нет его.
Мы вновь замолчали. Мысли мои кружились бешеным хороводом, и я изо всех сил старался сосредоточиться. Бесспорным был один-единственный факт: где бы сейчас ни был этот пёс, но он не здесь. Рогожка на месте, а тела нет. Сам ли ушёл, помог ли ему кто – сейчас не столь важно. А важно то, что дело это из невнятных домыслов превращается в нечто более-менее осязаемое. К могиле никто не приближался, но пёс неведомым образом исчез.
- Всё, Митя, я видел достаточно. Закапывай обратно, - распорядился я. – Скажите, дедушка, он точно мёртвый был? Сам уйти не мог?
- Точно, Никита Иванович, я ж святому отцу помогал его в яму опустить. Вот вам крест, точно пёс сей к праотцам отправился.
- Внешний вид пса описать можете?
Старик развёл руками:
- Обычный он… дворняга, таких много. Чёрно-рыжий, роста был вот такого примерно, - он показал ладонью где-то на уровне колен. – Уши торчком. Глаз не видел, закрыты были. Батюшка участковый, да что ж это такое приключилось-то? С каких таких пор в Лукошкине собак почивших похищают?
- Вот с этим нам и предстоит разобраться, - вздохнул я. Честно говоря, даже не знаю, какого варианта развития событий я бы хотел: увидеть пса в могиле или не увидеть. Первое свидетельствовало бы в пользу того, что к отцу Онуфрию пришёл не его Барбос. Но пса-то не было! Мне срочно нужно было посоветоваться с Ягой. – Митя, ты закончил?
- Так точно, батюшка воевода.
- Тогда идём. Спасибо за содействие, дедушка, будем вести расследование дальше.
- С Богом, - кивнул старик. – Вот ведь нехристи! – похоже, мою байку о шамаханах он проглотил на раз. – Ты уж разберись там, Никита Иваныч, мыслимое ли дело – над собакой почившей надругаться!
- Разберусь, - кивнул я. – Выход мы найдём, не провожайте.
Уходили мы быстро – куда быстрее, чем пришли. Я всеми силами старался запретить себе думать о том, что увидел, до разговора с Ягой. Едва миновав ворота, мы поймали попутную телегу – сосед возвращался из деревни и радостно вызвался нас подвезти. Было около полудня, солнце припекало совсем по-летнему.
- А что, Никита Иваныч, по какому следственному делу вы в собачий лес ездили? – немедленно прицепился разговорчивый мужик. Я даже не удивился: здесь это действительно в порядке вещей, и нужно уметь реагировать, иначе даже твоё молчание так истолкуют, что мама не горюй. Я пока не особенно хорошо умею, но стараюсь.
- Да так, проверить кое-что… - неопределённо ответствовал я, устроившись в мягком сене и вытянув ноги. Зато Митька включился от души:
- Батюшке участковому секретность тайную соблюдать надобно! Понял ты, голова еловая? Доручил нам государь дело зело важное, о каковом не токмо сказывать не велено, а и помыслить страшно!
- Понял, как не понять! Храни, Господи, милицию! Участковый-то наш от тайн государственных исхудал совсем, на девок красных не смотрит, вина не потребляет… - вот как будто меня здесь нет. Я хотел возмутиться, но наш младший сотрудник меня опередил:
- Тайны государевы мы пуще глаза бережём! Я на том лично стоять буду, аки полки македонские супротив персов! – а это ещё откуда? Я тихо присвистнул: метафоры у Митьки всё красочнее и красочнее. Представляю, какие сплетни теперь наш водитель по своей улице пустит. Впрочем, какая разница? Мы уже приехали. Я поблагодарил мужика, и мы вошли во двор.
Яга как раз закончила кормить кур. Митьку она перехватила у самых ворот и отправила его топить баню, а меня поманила в терем. Я не сомневался, что по выражению моего лица она сделает правильные выводы.
- Не было пса в землице, да, Никитушка?
- Не было, - подтвердил я. Плюхнулся на лавку и схватился за голову. Всякие дела у нас были, но чтобы собака воскресла!
- Ну вот и ладненько, - бабка успокаивающе обняла меня за плечи, и я уткнулся носом в её цветастую душегрейку. На сердце стало немного легче. – Я-то, признаться, вот только ты ушёл – а уже поняла, что его там не будет. Но проверить надобно было. А теперь обскажи-ка мне всё как есть. Вдруг чего угляжу в твоих словах, что поможет делу милицейскому.
И она, будто ребёнку, сунула мне в руки ватрушку. Начало этого дела не нагнетало страх, как в случае с теми же упырями, но оно было невыразимо печальным. Я словно по-прежнему стоял над разрытой могилой собаки. Я же видел его, Господи! Он смотрел мне в глаза и вилял хвостом. Он не должен был ни умирать, тем более от яда, ни воскресать, управляемый каким-то колдовством, - он мог бы спокойно дожить до глубокой старости. Как утопающий за соломинку, я цеплялся за мысль, что закопали его живым.
- Знаю, Никитушка, тяжко это. Животина безвинная муки сии ни за что терпит. А токмо дело наше – следствие вести. Держись, Никитушка, нет опергруппе пути назад.
- Спасибо, бабуль, - я вздохнул и отложил ватрушку в сторону. – Позже съем. Вы правы, тяжело это. Не было у нас ещё дел с животными. Так только, косвенно, когда шамахана в Филькином доме брали, да Кощей со своими кошками – но оно всё как-то походя, а тут…
- Не мы, участковый, дела выбираем, - они нас.