- Ты откуда ехал? – вместо ответа спросил Фома.
- От Крынкина. Ему тоже забор разрисовали.
- Ух ты, и боярину досталось, - присвистнул Еремеев.
- Так а у тебя-то что? Я думал, и тебе посчастливилось.
- Неа, не мне. Вона, смотри, участковый, - и он махнул рукой в сторону дома напротив. Я обернулся и от удивления едва не сел на землю. Потом, опомнившись, просто привалился к забору.
- Едрёна кочерыжка…
Нет, на этот раз были не частушки. Теперь наш творец пошёл дальше и изобразил на воротах голую бабу с достоинствами впечатляющих размеров. Я едва сдержал нервный смешок. Женщина за спиной Еремеева вновь залилась слезами. Я недоумённо кивнул на неё сотнику.
- Это её дом, - пояснил тот. – Калина – портниха наша, почитай, всю улицу обшивает. Вдова она, ни в чём худом не замечена, с чего ей такой позор на воротах намалевали, ровно порченой невесте? Не, ты как хочешь, Никита Иваныч, а ловить нам надо этого охальника, оглоблю ему в жо… прости, Калина, я не хотел.
Женщина улыбнулась сквозь слёзы.
- Вы видели что-нибудь? – обратился я к ней. Однако портниха лишь покачала головой:
- Никого, батюшка участковый, спала я. Умаялась за день.
- Я видел, - встрял Еремеев. – Часа в два ночи на крыльцо выходил, смотрю, тип какой-то там отирается – то ли в рясе, то ли в платье бабьем. Тощий такой, с бородёнкой. Темно было, боле ничего и не разглядел. Хотел выйти да в рыло ему двинуть, а он усвистал уже. Так я и не успел, спать лёг. А утром вона чо…
- Почему сразу не доложил?
- Так не видел я. Я утром на службу с заднего двора выезжаю, на кой мне крюк по улице давать? Вот тока почитай час как вернулся, обстановку криминальную оценил, да сразу за тобой и послал. Пока ты там у бояр прохлаждался.
- Да если бы прохлаждался, - вздохнул я. – Ещё один неадекват на мою голову.
- Крынкин?
- А то. Потом расскажу. А вы, гражданка, не переживайте так, найдём мы этого субъекта и стрясём с него моральную компенсацию.
- Люди мимо ходят, - вздохнула женщина. – Смеются, пальцем тычут. Ровно я виновная в чём.
Я задумался.
- У вас есть в городе подруги? Может быть, переедете к кому-то из них на время? Поймите, я очень сожалею, что вы стали жертвой подобного преступления, но пока попросил бы вас не закрашивать. Когда мы поймаем преступника, нам будут нужны доказательства.
- Я понимаю, - кивнула она. – Есть сестра, могу поехать к ней. Но, Никита Иванович… а если не поймаете? Слухи ходят, что не токмо меня и Егоровых так опозорили, а и до бояр добрались. А бояре – они ж… они не как мы, на боярах…
- … вся власть государственная держится, - с улыбкой продолжил я. – Это я уже слышал. Но перед законом все равны, я одинаково тщательно расследую все три случая. Если вас задевает, что кто-то смеётся над этой картинкой, поезжайте к сестре и ни о чём не беспокойтесь. Милиция ведёт следствие. Фома, пойдём рассмотрим поближе.
- Да я уж рассмотрел. Малёвано углём обычным да руками кривыми, а породил сие мозг зело озабоченный. Эвона какие… дыни ей обеспечил. Кто б мог непотребство такое нацарапать?
Потерпевшая между тем ушла, по-видимому, собираться, и мы остались одни.
- Знаешь, Фома, один вариант в голову лезет. Но уж очень очевидный. Долговязый, в рясе, с козлиной бородкой… Любовница Крынкина, кстати, описала того же субъекта. Приметы сходятся. Тебе никого это описание не напоминает?
- Напоминает! – аж просиял доблестный Еремеев. – Ща ребят кликну – они нам его мигом завернут и сюда доставят.
- Не смей!
- Это чего ж? Он, волдырь долгорясый, честной бабе будет похабщину на заборе малевать, хоть носа из дому не кажи, а я – не смей?!
- Фома, уймись! У нас презумпция невиновности! Мы не можем по такому размытому описанию хватать граждан. Нас самих засмеют же. И нам же потом, если ошибёмся, извиняться придётся. Оно тебе надо?
Еремеев задумался, потом помотал бородой.
- Ну вот и я о чём. Ладно, если ты свободен, пошли к нам, посоветуемся. Яга уже заждалась, наверно.
***
Однако продуктивного обсуждения не получилось. Едва мы уселись за стол, примчались гонцы от государя:
- Сыскного воеводу и бабушку Ягу экспертизную Его Величество ко двору требуют, ответ на боярском собрании держать!
Мы переглянулись. Крынкин, больше некому. Поднял на уши царя и думу, и теперь нам предстоит слушать обвинения в бездействии. А то как же, на боярское имущество покусились! Как будто мы тут целый день только и делаем, что воробушкам кукиши показываем. Устал я от дипломатических игр Гороха, а что делать – придётся ехать. Государь нам, конечно, верит, но и бояр игнорировать не может. Связан он думой по рукам и ногам. Прилюдно он может таскать их за бороды, орать на них и грозить острогом и каторгой, но… прав был Крынкин, это я уже успел понять. Власть государева держится на них.
- Фома, ты с нами?
- Так меня не звали вроде, - хмыкнул сотник. – Оно мне надо, на Бодрова со свитой любоваться? У меня и другие дела есть.
- Дезертир несчастный, - беззлобно отозвался я. – Нет бы поддержать.
- Иди-иди, Никита Иваныч, потом расскажешь, кто кого за бороду таскал.
Яга неспешно собралась, повязала на голову платок. Мне же и одеваться не нужно было – только что, считай, с улицы. Мы с бабкой вышли во двор, я помог ей залезть в присланную за нами государеву коляску и запрыгнул следом. Фома помахал нам на прощание и направился к дежурившим у ворот стрельцам. Что-то я Митьку, кстати, не видел. Ох не к добру это…
- Да, Никитушка, - вдруг опомнилась Яга. – Абрам Моисеич опять заходил, тебя спрашивал. Нету, говорю, участкового, мне расскажи, я передам. А он стоит и эдак таинственно пейсы подкручивает, аспид! «Инфог’мацию имею и г’асстанусь с ней за умег’енную плату», - передразнила бабка. – Так и не раскололся, подлец! Ох и оберну я его в ухват в следующий раз.
- Бабуля! Не смейте мне тут граждан заколдовывать! Мы милиция, наше дело расследовать, а не самосуд учинять.
- Да знаю я, Никитушка, потому и не стала. Но ежели опять припрётся…
- Разберёмся, - я успокаивающе похлопал её по руке. Для беседы с боярской думой нам понадобится весь наш запас терпения.
На собраниях думы я уже бывал неоднократно и потому дальнейшее развитие событий в принципе представлял. Сначала они будут полчаса рассаживаться, потом обвинять нас во всех смертных грехах, дальше переругаются, начнут мутузить друг друга посохами и таскать за бороды. На этом моменте бояре обычно забывали обо мне и о государе, а потому мы мирно считали ворон или тихо вели неспешную беседу. Заканчивалось всё тем, что побитых выносили, помятые выходили сами, а Бодров созывал особо приближённых и шёл с ними в трапезную. В общем, не впервой, прорвёмся.
Однако я ошибался. Мы с бабкой поднимались по лестнице, когда до нас донеслись крики, ругань и какая-то возня. В коридоре у зала заседаний что-то происходило. Я бы запрыгал через две ступеньки, но Ягу бросить не мог. Видя моё нетерпение, бабка захромала быстрее.
- Пойдём уж, Никитушка, пока не убили никого. А то помимо воскресшего пса у нас в деле ещё и труп будет.
- И то верно.
А у дверей зала заседаний творилось такое… Я чуть не расхохотался, честное слово. Устыдился лишь под взглядом Яги. Боярин Крынкин тряс растянувшегося на ковре дьяка Филимона, периодически от души прикладывая того лопатками в пол. Тщедушный дьяк вертелся ужом и плевался на полметра вверх, но сбросить с себя боярина не мог. Разъярённый Крынкин и впрямь был здорово похож на медведя. Щуплое теловычитание дьяка он поднимал, словно пушинку, одной рукой, другой твёрдо намереваясь выбить из Груздева душу. Столпившиеся вокруг думцы активно болели.
- Что здесь происходит, граждане? – я сунулся в толпу как раз в тот момент, когда кто-то из бояр заботливо сунул Крынкину резной посох. Нет, у дьяка в любом случае не было шансов, боярин задушил бы его голыми руками, но эти доброхоты… жаль, я не видел, кто конкретно снабдил Крынкина столь грозным оружием, иначе непременно взял бы на заметку.