- С этими покойниками даже не знаю, что и присоветовать тебе, - государь разлил кофе по чашкам. – Вроде доброе дело, но в корне неправильное. Это ж ведь додуматься надо – мёртвых из земли поднимать. Ведь сколько хворых в городе лежит, что никто им помочь не может – ни лекари, ни священники. Займись, казалось бы, ими. Ан нет, пусть лучше покойники воскресают! Уж лучше б убили кого, честное слово…
- Вот и бабуля наша так говорит, - скорбно кивнул я. – Но тогда мы вообще завязнем. Ваше Величество, я к вам посоветоваться. Вы в курсе уже, что Бодров пропал?
- Да ладно?! – Горох распахнул глаза. Видимо, нет, не в курсе.
- Вот так вот. Лариска часа два назад приезжала, говорит, дома не ночевал. Просит отыскать, пока чего худого не случилось.
- Возьмёшься?
- А куда деваться? Кроме нас-то некому. То есть нет, я понимаю, что он, ну… не самой высокой морали человек и милицию всей душой ненавидит, но мы не можем смешивать работу и личные предпочтения. Придётся искать. Ваше Величество, он налево пойти не мог?
- Ты жену его видел? – вместо ответа поинтересовался государь. Я покачал головой. – Ну увидишь – поймёшь. Не мог, это я тебе точно говорю.
Мне уже очень хотелось посмотреть на боярыню. Что же в ней такого особенного, что никто и мыслей не допускает о супружеской измене? Ладно, это мне вечером предстоит, наглядеться успею.
- А сбежать?
- Сбежать мог, но не накануне свадьбы дочери. Вот после – запросто.
Я отметил это в блокноте. Ладно, если не сбежал и не прячется у любовницы, значит, и в самом деле пропал.
- Короче, у нас опять три дела, - подвёл итог я. – Бодров, покойники и заборы. Причём, я подозреваю, именно в таком порядке.
- А почему?
- Ну, это очевидно, - я развёл руками. – Бодров пропал, и его жизни может что-то – или кто-то – угрожать. Значит, его надо искать в первую очередь. Ожившие покойники – жуть, конечно, но они пока ничего дурного не делают. Возвращаются к семьям, где все им рады. Пока опасности для правопорядка нет, поставим их на второе место. Ну и художества Митрофана Груздева – обычное мелкое хулиганство. Это дело вообще, можно сказать, для стрельцов.
Государь подумал и кивнул.
- Здраво рассуждаешь, Никита Иваныч.
- Работа такая… Ваше Величество, нас в школе милиции учили, что нельзя начинать искать человека, ничего о нём не зная. Многие своим исчезновением обязаны ближайшему окружению.
- Тебе про Бодрова рассказать, что ли? – догадался Горох. Я кивнул. – Ну, расскажу, что знаю, записывай. Род очень древний, они завсегда при троне царском стояли да на нас, помазанников Божьих, зубы скалили. История там… такая, в лучших традициях. Подкупы, отравления, смута, а уж сколько их руками людей померло – так и не счесть. Пару раз даже на трон поднимались, когда царь по малолетству править не мог. Ну или убивали, если сильно неугодным был. Для них это обычное дело, Никита Иваныч, не удивляйся.
- Борджиа какие-то, - пробормотал я себе под нос.
- Вот-вот, - согласился государь, - типа того. То есть наш Бодров – он не единственный, они там все такие. Ну, в основном мужчины, конечно, но бабы тоже встречались – упаси Господи. Просто у баб другие интересы обычно, детей, опять же, воспитывать. Половина нынешней думы с ними в родстве. Ближнем или дальнем – неважно, главное, что под бодровским каблуком. Через браки ли привязаны или золотом… а токмо супротив них в жизни не пойдут. Даже те, кто вроде бы прогрессивно мыслит. В общем, вот такая тебе история. Власть – это не токмо корону надеть и скипетром помахать, участковый, власть – это всегда кровь.
Я кивнул. В моём мире всё то же самое.
- Теперь давай про самого боярина. Лет ему… погоди-ка, когда ему семьдесят было? В том году али в позапрошлом, в общем, недавно. Женятся они токмо на своих, никаких неравных браков или там фаворитку из дворовых боярыней сделать – сроду такого не было, за чистотой крови бдят. Все браки между боярскими родами. Первый раз Бодров женился лет в тридцать, я ещё не родился. Жену взял из рода Волынских, тоже кровь чуть не королевская. Их старшим детям сейчас под сорок – боярыня сразу двойню родила, сына и дочь. Второго сына через пару лет, а вскоре и померла – на прогулке с коня упала. Говорят, слаба ещё была после родов, пару месяцев всего прошло, и зачем куда верхом попёрлась – кто ж ведает… а вот. Ну то ладно, дела прошлые. Тут уже и я родился. Со второй женой он дольше всех прожил, лет больше за пятнадцать. От той у него ещё дочь, да и старших она воспитывала, матерью им стала. Но тоже померла, болела. Ну и вот последняя… увидишь. Из рода Афанасьевых, зовут Маргаритою. Она молодая совсем, Лариску родила то ли в шестнадцать, то ли в семнадцать.
Я мысленно прикинул: боярыня Бодрова – ровесница нашего государя. Интересно, кстати, если учесть, что у неё в этом возрасте уже дочь на выданье, а Горох с супругой только первенца ждут. Я старательно записывал за государем – по ходу следствия пригодится.
- Старшие дети сейчас в Лукошкине? – решил уточнить я, просто на всякий случай. Я, конечно, это уже знал от Лариски, но мало ли. Горох поскрёб бороду.
- Одна дочь точно во Франции, за послом замужем. Сыновья здесь, они в думе у нас. Ты их видел наверняка, они всегда рядом с отцом отираются. Вторая дочь… не знаю, вроде не выезжала. Я ими не интересуюсь особо, Бодровых в моей жизни и так слишком много. Лариска токмо год как вернулась, при монастыре во Франции росла, там же в школе училась. Ты ж знаешь, наверно, девиц у нас совсем недавно в учёбу отдавать начали.
- А раньше? – не понял я. В моём-то мире все имели равные права на обучение.
- А что раньше? Много ли девице надо? Простым так вообще без надобности, так, счёт да имя своё написать. На кой им книжки? Знатных иначе учат: музыка, танцы, рукоделие… языки, опять же. Но всё это дома, учителей нанимают.
- Подождите, вы же не хотите мне сказать, что женщины в Лукошкине неграмотные? – поразился я. Ну что за средневековье!
- Так тут и мужчины не особо, - пожал плечами государь. – Три класса церковно-приходской – и вперёд, во взрослую жизнь. Раньше так было. Я, Никита Иваныч, половину жизни своей на троне, семнадцать лет. Как корону-то на меня надели да епископ Никон благословил – так и решил я просвещение в массы нести. Чтобы, значит, у нас любая доярка читать могла.
Кофе мы давно допили и как-то одновременно пришли к выводу, что при его наличии разговаривать гораздо интереснее. Государь затребовал ещё порцию, и спустя несколько минут пустой поднос у нас забрали, заменив новым. Теперь уже по чашкам разливал я. Кинул себе два куска сахара, налил из кувшинчика сливок. Хорошо! В обществе Гороха как-то сам собой успокаиваешься. Пусть они там, за воротами, хоть всем миром воскресают, разберёмся. Аромат немецкого кофе приятно кружил голову.
- Так вот, и решил я просвещением народным заняться. Первым же указом повелел школы строить да всех желающих без разбору в них принимать. Отрок ли, девица, да хоть старик столетний. Ежели грамоте учиться желает – почему нет?
- Бояре не сопротивлялись? – уточнил я, помня из курса истории, как болезненно протекали подобные реформы в моём мире.
- Пытались. Такой хай подняли – хоть святых выноси. А потом как-то незаметно притихли, небось, Игнатьич им в кулуарах по шеям навтыкал.
- Бодров?!
- Ага. Ну, похоже на то, потому как заткнулись они одночасно и не противились боле. Зачем ему это было – не ведаю, но с той поры у нас всем к ученью дорога открыта.
- Отличное решение, - похвалил я. Наш государь искренне болеет душой за свой народ. Мне повезло, что из моего мира меня перебросило в эпоху именно его правления.
- Ну так вот, - Горох отхлебнул кофе. – Знатных девиц тут по-прежнему дома учат. А Бодров ещё дальше пошёл – Лариску за границу сплавил. А чего, золота – куры не клюют, уж на образование-то найдётся. Там, вишь, школа-то франкская, так он добился, чтобы при девице гувернантку оставили, дабы нашей речи её учила. Чтобы и по-русски Лариска могла изъясняться. Так-то она на четырёх языках говорит, что полезно зело, я считаю.