По возможности, конечно, да, я бы хотел туда спуститься. Содержание разговора по-прежнему остаётся для нас тайной, но ведь и мы не станем им ограничиваться. Наверняка, спустившись в подвал, я найду улики. Во всяком случае, искать буду очень тщательно, потому как мне кровь из носу нужно разобраться с этими воскрешениями.
Итак, всё необходимое я у Гороха выяснил, да к тому же, если можно так выразиться, дал ему задание на вечер. Он клялся, что вечером пришлёт мне гонца с результатами. На том мы и распрощались. Я пожал государю руку и вышел.
Когда я выезжал со двора, было часов шесть. Отлично, значит, будет время наведаться на бодровское подворье и побеседовать с боярыней и слугами. Однако на Червонной площади меня перехватил монах из собора Ивана Воина.
- Стой, Никита Иваныч!
- Стою, - я остановил коня. Он своего тоже.
- Я тока что из отделения, отец Кондрат повелел тебя искать срочно.
- Что случилось?
Опять кто-то воскрес? На их территории, на минуточку, уже два случая.
- Беда у нас великая, Никита Иваныч… настоятель за тобой послал немедля. Отец Алексий… преставился.
========== Глава 6 ==========
Отец Кондрат встретил меня у ворот храма. Я спрыгнул с коня, накинул повод на столбик у забора.
- Вот оно как сталось, Никита Иваныч… токмо мы возвращению преподобного возрадовались – а оно вона как. Пошли, участковый, выпьем за упокой.
Это был, наверно, первый раз, когда я не стал отказываться. Возможно, подсознательно чувствовал себя причастным. Отец Кондрат шёл, опустив голову, он даже говорил тише, чем обычно. Мы уселись в той же подсобке, где до этого неоднократно пили чай. Святой отец снял с полки бутыль кагора, разлил по кружкам – бокалов не было.
- Ну, Никита Иваныч… помолимся за упокой души раба Божьего Алексия.
Я согласно опустил голову. Выпили мы в молчании. Глядя сейчас на отца Кондрата, я всё больше убеждался, что прежний настоятель был для него больше, чем просто начальником. Именно отец Алексий привёл его к вере. Отец Кондрат поставил пустую кружку на стол и теперь беззвучно молился, закрыв глаза. Я молча ждал. Наконец настоятель заговорил:
- Второй раз ведь, участковый. Второй раз хоронить его буду.
- Соболезную, - вздохнул я. Вот она, обратная сторона этих воскрешений. Я вдруг с ужасом понял, что о такой вероятности даже не думал. Они поднимаются из земли на радость близким, безутешным в своей утрате, - и они, как выяснилось, могут умереть второй раз. В душе моей вдруг стало невыносимо пусто. Я не успел ближе познакомиться с отцом Алексием, но и одной встречи мне было достаточно. Этот человек настолько отрешился от мира в стремлении укрепить свою веру, что это казалось невозможным. Он был святым и мог вести за собой.
- Второй раз, - едва слышно повторил отец Кондрат. – Я ведь исповедовал его перед смертью. Осьмнадцать годов назад то было. И сегодня. Сегодня он тоже меня позвал.
- Расскажите, как это случилось, - попросил я. – Не как участковый прошу – как друг.
Отец Кондрат помолчал, размышляя, и перекрестился. Взгляд его был направлен куда-то сквозь меня.
- Он ведь встал когда, Никита Иваныч, я ж и обомлел. Сам я грехи ему отпускал тогда, давно то было. Никто уж и не помнит почти, четверо нас при храме, кто преподобного застал. Он отцом мне был в вере моей, сам меня за руку по этой дороге повёл. Я ж и не думал тогда, что всё так обернётся. А он однажды призвал меня – мне годов двадцать было – и молвит: молитвы твои силу имеют великую, слушает тебя Господь. Тогда ужо, стало быть, думал барьеры внешние мне передать. Сам меня учил их ставить, дабы не топтались вороги по земле православной. Всё перенимал я, что он мне сказывал, днями и ночами молился о защите над Лукошкиным. Почти тринадцать лет это заняло, прежде чем преподобный к государю нашему тогдашнему пошёл. Слаб я, говорит, всю жизнь был, город оборонить не в моей власти. Но преемник мой подымет над столицею щиты огненные. Не верил я тогда, что преподобного не станет. Вся жизнь храмовая на нём держалась. Ни единым лихим помыслом душа его не запятнана, никогда он в Спасителе нашем не сомневался. Не то что мы, грешные. А токмо в одну ноченьку призвал меня преподобный, исповедаться дабы. Чую, говорит, заберёт меня Господь скоро. Так и сталось, на шестой день. Хотел я во храмовом дворе его положить, ибо всю жизнь преподобный нашей обители отдал, токмо о нас заботился. Место любимое у него тут было, я тебе потом покажу. А токмо епископ Никон воспротивился, до последнего на том стоял. Так и не позволил отца Алексия здесь у нас положить, увезли на старое кладбище. Я ж тогда епископу едва в рыло не дал, да вспомнил, что отец Алексий всегда меня смирению учил. Так ведь до сих пор и не оттаскал я старого осла за бороду.
- Это правонарушение. И грех, - добавил я, сообразив, что второе для отца Кондрата является более существенным.
- Дык вот потому и, - вздохнул настоятель. – Я ж первый год без него слепым котёнком себя чувствовал, куда тыкаться – не знал. Барьеры поднял с Божьей помощью, ибо нельзя Лукошкину без защиты, один Кощей чего стоит. Потом уж, опосля, как-то легче пошло, а токмо иначе ужо.
- Понимаю. А почему епископ был так против, чтобы отца Алексия при храме похоронить?
- Да пёс его знает… - развёл руками отец Кондрат. – Он ведь от веры православной далёк уже давно, люди к нам больше идут. У него один бог – золото, о душе бессмертной позабыл и сам он, и половина подчинённых его. Боялся он, думаю.
- Чего?
- Что люди к могиле преподобного ходить станут, кланяться – святой праведник ведь он, Никита Иваныч. И всё влияние постепенно к нам перейдёт. Старый-то государь к епископу за отпущением грехов ходил, а Горох ужо, храни его Господь, - ко мне. Ты ж пойми, Никита Иваныч, то, чего он боится… оно мне не надо, я за золотом не гонюсь. Приходят к нам люди, если и пожертвование несут – то от сердца, потому что сами этого хотят, а не потому, что на входе прейскурант висит.
- А там что, висит? – опешил я.
- Вот те крест! С прошлого Рождества повесили. Венчание – столько, отпевание – столько, за здравие помолиться – поимённо считают… вот как погнал в своё время Господь торгующих из храма – так особо активные назад возвернулися.
Всё как в моём мире. Я понимающе кивнул.
- Так вот, Никита Иваныч, преподобный как встал – меня вроде и страх взял, а ну как бесы надо мной власть свою проверяют, а вроде и… радостно, знаешь. Как раньше, ещё когда он с нами был. Я бы даже грешным делом поверил, что не умирал он, что ушёл странствовать по святым местам, как он сам и описывал. Да токмо отец Феофан над ним заупокойную читал, да я потом полночи у гроба молился. И вот сегодня по обеде – опять.
«Что опять?» - хотел было спросить я, но не успел – отец Кондрат продолжил сам.
- Призвал меня преподобный, пошёл я в келью его. А он на коленях в углу стоит, лбом в стену уткнувшися. Чую, говорит, Кондрат, зовёт меня Господь обратно, слаб я стал.
Нам он говорил то же самое. И по времени совпадало. Где-то максимум через час бабка примется ворожить. Мне стало жутко от одной мысли о том, что мы к этому причастны.
- Хочу, говорит, исповедаться. Ну какие грехи у святого человека за два неполных дня? А вот. Слушаю вас, говорю, отче. А молвит он уж совсем тихо, видать, силы покидают. Я ж его в постелю уложил, молитву над ним прочитал, прислушиваюсь – спит. А токмо часа через два прибегает отец Онуфрий: не проснулся преподобный. И пёс этот рядом сидит и скулит, у меня ажно сердце захолонуло.
Честно говоря, у меня тоже. Кажется, именно мы были тому причиной. Уж на что был слаб отец Алексий, а бабкино колдовство его доконало. Теперь моя задача – постараться сделать так, чтобы Яга об этом не узнала, потому что она себе не простит.
- Ну, видно, так Господу нашему угодно было. Дал мне возможность ещё раз с преподобным повидаться. Рассказал я ему, что у нас тут происходит, о проделанной работе, стало быть, отчитался. Благословил он меня, дабы тем же путём я двигался, город от лихих сил обороняючи да люд православный в вере укрепляя.