- Отличное решение, - похвалил я. – Василий, на тебя вся надежда. Мне очень нужно знать, как попасть в эти подвалы.
Кот сверкнул зелёными глазами, стёк с лавки и, видимо, решив не терять времени даром, вышел в открытое окно.
- Утром доложит, - сообщила бабка. – Вот тока что ж ты с этой информацией делать станешь?
- Я спущусь под землю. И наверняка я что-то там найду. Невозможно шастать по подвалам тысячелетней давности и не оставить следов.
- И то верно, - согласилась Яга. – Теперь про Бодровых сказывай.
- Был я у них. Боярыня – дама вздорная, под стать мужу. Мне она не понравилась.
- А правду ль говорят про неё? Ну, что молодая она и лицом хороша.
- Она не только лицом, она в целом красавица, каких поискать. Но очень надменная, Бодров в женском обличии. Нормально поговорить у нас не получилось.
- Я почему-то не сомневалась, - хмыкнула Яга.
- Да я тоже, но попробовать должен был. Короче, она организовала поиски сама. Велела допросить стражу всех ворот – не выезжал он из города. Плюс, у них там из поместья какой-то ход за городскую стену, это что за чудо инженерной мысли вообще?
- А чего ты удивляешься, участковый, обычное дело. У всей знатной верхушки такие есть, не токмо у Бодровых. У государя тоже есть, из терема напрямую чуть не до Смородины. А ну как беда в Лукошкино нагрянет, чума там какая али ещё что. Вся знать из города по подземным ходам ломанётся, аки крысы с корабля. Там, по слухам, не токмо человеку пройти – в карете проехать можно.
Чёрт побери, а я-то, наивный, думал, что только в моём мире под землёй метро копают. А тут вон что – целый лабиринт под городом!
- Ага, то есть пока все остальные будут в очередь к воротам стоять…
- Это бояре, Никитушка, - Яга развела руками. – Так что ты доведался-то?
- Я допросил кучера. От жены толку всё равно никакого, Лариска нам рассказала, что знала. А вот от кучера внезапно польза была. Я тут пытался записать их перемещения, но темно уже было, - я раскрыл блокнот. Да уж… писать в темноте – занятие сомнительное. Я попытался разобрать свои каракули. – Вот, значит, были они у Гороха вместе с сыном, потом в Никольском соборе, а потом на Стекольную площадь боярин велел ехать. Это, кстати, где? Я там не был.
- Это от Крынкина недалеко, в паре кварталов, наверно, - прикинула бабка. – А токмо это ж совсем край города, тебе туда без нужды и не надобно.
- Теперь, видимо, придётся, - вздохнул я. – Завтра с утра туда и выдвинусь. Кучер говорит, у корчмы боярина высадил, и тот велел ему домой ехать. С поляками там встречался, с зятем своим и с каким-то мужиком незнакомым. Вот и проверю, вдруг кто что видел.
- Проверь, Никитушка, дело нужное.
- Коляска у боярина узнаваемая, я Фоме её описал, пусть выяснит, не мелькала ли где ещё в городе. На всякий случай. А так вроде всё на сегодня мы сделали. Камни разбросали, завтра будем собирать.
- В смысле? – не поняла бабка.
- Да это тоже из моего мира присказка. Ну, задания всем дали, завтра отчёты принимать будем.
- А… ну ежели так, то да. А и прав ты, участковый, давай-кось пораньше ляжем. Выспишься хоть, горемычный.
***
Выспаться мне не дали. Хоть что-то в этом мире неизменно. Мы с бабкой подорвались в три часа ночи от пьяных воплей во дворе. Я торопливо оделся и слетел по лестнице вниз, на ходу застёгивая китель. Бабка выползла из своей комнатки.
- Никитушка, что происходит?
- Да кабы я знал! – я промчался мимо спящего в сенях Митьки и выпал во двор. Где-то на задворках памяти продолжал мелькать недосмотренный сон. – Ребята, что тут у вас?
Дежурные стрельцы пытались выставить за ворота трёх в дым пьяных субъектов, которые тащили какой-то свёрток. Судя по виду… труп. Вот только трупа нам не хватало. Я подумал об этом как-то отстранённо, с настроением «опять лишние проблемы на мою голову». Это дело окончательно сделает меня циничным и чёрствым. Я уже ничему не удивляюсь.
Пьяные мужики повернулись на мой голос, и лица их озарились бесконечной любовью к моей особе.
- Ник…кита Иваныч! А мы тебе подарочек малый принесли! О кого изловили, поглянь тока.
- И кого же? – безразлично спросил я и потёр кулаками глаза. – Он живой? На кой ляд вы его так замотали?
Четвёртый субъект, которого они держали, был завёрнут аж с головой, в лучших традициях боевиков моего детства.
- А не плевался дабы! – хором ответствовали мужики.
- Ладно, понял. А кто это?
- Не ведаем. А токмо он, козёл безрогий, у ворот храма Ивана Воина с углём отирался, малевал чойта. А тут мы вона из кабака по домам вдоль заборчика топаем. Ну мы ж, святотатство такое углядемши, хвать его да рылом об забор. А уж опосля вона у Ефимыча мешковина нашлась, в неё завернули да тебе передать намерились. Примешь ли, батюшка воевода?
Опа. Я оглянулся: Яга стояла на крылечке, кутаясь в шаль. Судя по её лицу, она тоже догадалась, кого именно приволокли нам ночные пьяницы. Ну что ж, одним делом меньше.
- Спасибо за помощь следствию. Сдайте задержанного стрельцам – и можете быть свободны.
- Никита Иваныч, дык а на кружечку бы! – попытались выклянчить они, но Яга цыкнула на них зубом. Мужиков как ветром сдуло.
- Ребята, суньте этого типа в поруб до утра, я его позже допрошу. Спать охота ужасно.
- Слушаемся, батюшка воевода!
Полубессознательное тело Митрофана Груздева размотали из мешковины и бесцеремонно запихнули в поруб. Сейчас я всё равно ничего путного не придумаю, чтобы его допрашивать. Стрельцы закрыли ворота, и мы с бабкой удалились обратно в терем.
- Ну что, Никитушка, одной головной болью меньше?
- Похоже на то. Ладно, бабуль, у меня в планах ещё пару часов поспать, у нас и так с режимом чёрт знает что.
Но сон ко мне не шёл. Всё оставшееся время я ворочался в кровати и безуспешно гнал от себя ненужные мысли. Когда петух проорал побудку, сна у меня не было ни в одном глазу. Но и чувствовал я себя по этому поводу крайне отвратительно.
Я оделся, сполз вниз и плюхнулся на лавку.
- Бабуль, а можно мне ещё того бальзама, что вы давали?
- Можно, Никитушка, да токмо не увлекался бы ты им, привыкнешь ведь.
Я посмотрел на неё настолько скорбно, что бабка прониклась – безропотно сняла с полки бутылку с бальзамом и от щедрот накапала мне целую столовую ложку. Я молча проглотил. Полегчало.
- Спасибо. А то я так вообще работать не смогу, а мне опять весь день по городу мотаться.
- Ох и незавидная твоя доля, участковый… Ну да ладно, я тебе вона ужо и завтрак собрала.
Она поставила на стол тарелку с горкой блинов, крынку сметаны и баночку мёда.
- Сейчас откушаешь, Никитушка, да и за дела.
- Спасибо, бабуль. Васька ещё не возвращался?
- Нет покуда. Но скоро явится, куда ему деться. Ты кушай, касатик, блинки стынут.
Я кивнул, намазал первый блин сметаной, свернул в треугольник и принялся жевать. Свободная рука как-то сама собой потянулась к блокноту, но Яга выразительно сдвинула брови. Ладно, она права – сначала поем, потом займёмся нашими баранами.
Блины у бабки всегда получались отменными. Не знаю, сколько я съел, но очень уж вкусно. Яга в это время налила нам чай. Его, кстати, она тоже сама делает, да и не всегда это именно чай – иногда травяной сбор, с добавками липы, сушёных ягод, незнакомых трав. Но, что бы она туда ни кидала, эффект всегда один: суматошные мысли затихают, а на смену суете дня приходит умиротворение.
Я сжевал последний блин и усилием воли отодвинул от себя тарелку. Всё, хватит, иначе через пару лет я в двери проходить перестану, буду как наши бояре. От кружки с чаем вился ароматный парок.
- Итак, что мы имеем на сегодня, - я пометил в блокноте дату (29 апреля). Всего неделю я веду это дело – а такое чувство, что ожившие горожане рассекают по Лукошкину минимум месяц. За неделю я настолько морально вымотался, как раньше никогда не бывало. Если это продлится ещё столько же, я сам кукушкой уеду.