Бабка согласно кивнула. Я чмокнул её в щёку на прощание и вышел в сени. Мне не хотелось оставлять Ягу одну в свете ближайших событий, но дело само себя не расследует. Во дворе скучали дежурные стрельцы.
- Ребята, вы не в курсе, где я Фому Силыча смогу найти?
- Так он вроде с утра на государев двор собирался, - почесал в затылке один из них. – А опосля, сказывал, задание милицейское ты ему дал, исполнять поедет.
- Я не ему дал, а чтобы он направил кого-то, - уточнил я и пошёл к конюшне, где Митька чистил нашу пегую кобылу. На ней мне сегодня предстоит перемещаться по городу. – Спасибо, орлы.
Я заметил, что за последнюю неделю всё чаще сажусь на коня. Верхом по городу быстрее, я больше успеваю, да и в целом чувствую себя в седле гораздо увереннее. Ну, Бог даст, привыкну. Необходимость куда-то ехать уже не вызывала у меня дрожи в коленях.
- Доброго утречка, батюшка воевода! – Митька помахал мне щёткой и вернулся к своему занятию. – Погодите чуток, ща я вам кобылку-то в лучшем виде подам! По-царски поедете.
- Ты не болтай, ты работай, - напомнил я. – Потом задание тебе будет. Сложное и секретное, - продолжил я, заметив, что он намеревается что-то сказать. – И если что, маменьке на деревню передадут.
Я привалился спиной к стене конюшни и поднял голову, щурясь на весеннее солнце. Послезавтра – первое мая. Уже совсем тепло, солнце шпарит вовсю, а мы тут с этими покойниками завязли. Погода прямо-таки располагала к мирному времяпрепровождению. Сейчас бы на рыбалку… или в лес за первыми весенними цветами – если бы, конечно, мне было кому их дарить. Или просто улечься где-нибудь на берегу реки и бесцельно смотреть на плывущие по небу облака. А вместо этого… вместо этого я первый раз веду следствие, уже который день пребывая в совершенно подавленном настроении. И ведь ладно бы умер кто – так нет же, воскресают!
Хотя да, умер… и мы тому причиной. Я тяжело вздохнул. Если я не распутаю это дело, на работе всего лукошкинского отделения милиции можно будет ставить крест.
Дожидаясь Митьку, я вырвал из блокнота лист и быстро нацарапал записку для отца Кондрата. К обеду мы действительно будем знать многое, от меня требовалось лишь немного терпения. Я, конечно, не высыпался, но физической усталости не чувствовал. А вот морально я был просто выжат.
Наконец наш младший сотрудник вывел из конюшни осёдланную кобылу.
- Спасибо. Я в город, вернусь к обеду. Митька, дуй к отцу Кондрату, передашь ему записку. Пусть сегодня заглянет к бабуле, она с ним побеседует.
- Как есть исполню, батюшка Никита Иванович! А вот токмо…
- Да?
- Я это… Помните, позавчера старца в храме щелбаном по лбу отоварил. Так люди бают, преставился он… Батюшка воевода! Не я это! – он взвыл так горестно, что стрельцы у ворот обернулись в нашу сторону. – Я ить это… грех на мне!
- Нет, Митя, это не ты, - с убийственным спокойствием ответил я и едва не добавил так же безразлично: «это мы». Но не стал. – Ты ни в чём не виноват, не переживай. Но больше чтоб без приказа пальцем никого не трогал.
Митька согласно кивнул и шмыгнул носом. Похоже, он и правда связал эти два события. Вот только он в смерти старика был не виноват. Или даже так: был виноват не он. Я помахал дежурным стрельцам на прощание (сегодня мы больше не увидимся, они сменятся ещё до обеда) и выехал на улицу.
***
Фому Еремеева я действительно нашёл на государевом подворье – мы встретились у самых ворот: он выезжал, я, наоборот, заезжал.
- Здоров будь, участковый, ты не по мою ли душу?
- По твою.
- Я ж по твоему заданию ничо не разведал, рано ты.
- Сможешь выяснить для меня ещё кое-что?
- Дык отож, Никита Иваныч, о чём разговор.
- У тебя ж не вся сотня на заданиях, свободные есть?
- Ну.
Мы вместе выехали на Червонную площадь и теперь неспешно двигались вдоль государева забора.
- Отправь парочку в Никольский собор.
- Зачем?
Я вкратце изложил суть задания. Фома слушал, не перебивая, лишь изредка качал головой. Такой поворот дела его озадачил. Меня, впрочем, тоже, но я с этим уже успел свыкнуться. Слева от нас, на противоположном конце площади, сверкала куполами громада Никольского собора. Он возвышался над городом в своём великолепии, напоминая мне почему-то базарную цыганку, увешанную золотыми побрякушками.
- Итак, ты хочешь к ним пробраться, - резюмировал Фома. Я кивнул. Звучало так, словно я планирую вылазку в стан врага. Не подумайте ничего такого, это не закрытая территория с колючей проволокой, собор был открыт для всех. Ну, пока епископ Никон не придумал брать плату за вход. Но их подвалы были недоступны простому прихожанину, а мне кровь из носу требовалось туда попасть, и вот тут начинались проблемы: участковому, который всем боярам как бельмо на глазу, епископ ничего сверх дозволенного не откроет. Даже если прикажет царь. Особенно если прикажет царь, потому что это будет означать нездоровый интерес милиции к подвалам собора. А в подвалах наверняка что-то скрыто.
Короче, мне нужно туда попасть – и я попаду.
- Ребятам я передам, они постараются. Но ты ж знаешь, из моих никто туда не ходит, там дорого. Свечку поставить – золотой выложи, исповедь сколько стоит – я и спрашивать боюсь. Нормально ль сие, вот скажи мне?
- Нет, но, в общем-то, право епископа – переводить весь собор на платную основу. Другое дело, что это уже не духовное заведение, да и вообще мне такой подход не нравится.
Начищенные купола сверкали под весенним солнцем. С туристов, кстати, как я слышал, там берут ещё дороже, но это распространённая практика, в моём мире так же.
- Да не по-людски сие.
- Фома, это бизнес. Епископ не заинтересован в простом народе, он обслуживает бояр, и те довольны. Но за вопросами веры – не сюда. Так бывает, пусть нам это и не нравится. Вопрос в другом. Мне нужно, чтобы к обеду, когда я вернусь, твои ребята привели к нам в отделение дворника, который покажется им наиболее незаметным. Уж как они его с территории выманят – на месте разберутся, я об этом даже думать не хочу.
- Сделаем, Никита Иваныч. Ты ж знаешь, мои ребята за милицию костьми лягут.
- Спасибо, Фома, - я пожал ему руку. – Всё, действуй согласно намеченному плану, я тебя больше отвлекать не буду.
- А сам-то ты куда?
- На Стекольную площадь. Хочу в корчму наведаться, поспрашиваю насчёт боярина.
- Погоди-ка, - Еремеев насторожился. – Ты едешь в корчму на Стекольной площади…
- Да.
- … и рассчитываешь, что там согласятся с тобой разговаривать.
- А что?
- Не согласятся, - авторитетно заявил сотник. – Я это место знаю. Там бояре столуются, хозяину вообще никто не указ. Он защиту над собой великую чует, тебя пошлют оттуда и ворота захлопнут. Тут по-другому надо.
Я удивлённо поднял бровь, Еремеев пожал плечами.
- Ты, Никита Иваныч, не обижайся, но порядков здешних ты не знаешь. Ты думаешь, перед милицией все двери открыты, а оно не так. Здесь не закон, а золото двери открывает.
- Ну, это мы со временем исправим. Но спасибо за замечание. И что ты предлагаешь?
- Давай-ка я тебе десяток ребят в подмогу дам. А ты пока сходи к государю да попроси у него приказ на обыск этого заведения, называется оно «Белый гусь». Действовать будем по той же схеме, что и на Кобылинском тракте, иначе ты ничего не добьёшься.
Я кивнул. В целом звучало разумно. Одна из основных проблем этого дела в том, что половина причастных лиц с нами просто отказывается разговаривать. Я могу топать ногами, жаловаться государю, грозить карами небесными – без толку. Бояре стоят против нас несокрушимой стеной, а я в эту стену бьюсь.
Я не стал терять время и снова отправился на царский двор. Оставил коня у крыльца и вошёл в терем, где изловил первого попавшегося дьяка и потребовал составить мне нужный приказ. Дьяк же потом сбегал в тронный зал, получил на бумаге подпись Гороха и вернулся ко мне. Таким образом, меньше чем через десять минут у меня был нужный документ. Кстати, хорошо, что я не пошёл к государю сам, - он бы задержал меня гораздо дольше, я меньше чем на час к нему не хожу. Ладно, буду посвободнее – загляну, а пока царь всё равно обещал прислать нам записку. Бабка получит, там разберёмся.