- Ага, вот так вот. Вступили мы куда-то, и на этот раз точно не в партию.
- В смысле?
- Да не обращай внимания, глупый анекдот. Ладно, бабуля права, давайте обедать.
И мы пообедали. А потом ещё и к чаю с пряниками приложились, пряники у бабки тоже получаются отменные. На сытый желудок даже такое несуразное дело выглядело хоть на градус, но оптимистичнее.
- Ну рассказывай, что разведал, - я раскрыл блокнот. – Сперва про коляску давай.
- Значит, так. Коляска и кони бодровские как есть приметные, а потому проверить было легко. Все места, что ты упоминал, - везде боярин был. Стало быть, путь их по городу кучер изложил верно. Были ли где ещё – не ведаю, но вряд ли, ибо по времени совпадают перемещения прям впритык. Опосля десяти вечера от корчмы коляска уехала, но без боярина, на этом его след обрывается. На этом всё.
- Ага… - задумчиво пробормотал я, записывая. – Ну тогда мы на верном пути. Ты своих на обыск отправил?
- Спрашиваешь! Искать будут споро, аки псы охотничьи, ты ж моих ребят знаешь.
- Спасибо, Фома, что бы мы без вас делали. Теперь про собор давай.
- И тут мои ребята расстарались, - он прямо-таки лучился гордостью за своих подчинённых. – В собор сходили, дворников всех оглядели да вона кого тебе доставили, - он махнул рукой в сторону двора. Я выглянул в окно и заметил тщедушного мужичка. – И вишь удача какая с ними приключилась! Немой он.
Опа. Вот это действительно удача. К немому никто не станет цепляться и уж точно с ним разговаривать. А значит, я не проколюсь со своей сомнительной легендой, мне нужно будет просто молчать.
- Закончим следствие – представлю к награде, - пообещал я. – Ну что, значит, сегодня пойду на дело.
- Тебя не сопроводить ли?
- Спасибо, Фома, не надо. Смысл? Чем меньше народа будет у двери в подвал крутиться, тем меньше подозрений.
- И то верно. Ну, тады Бог тебе в помощь, участковый.
- Бабуль, теперь вы. Отец Кондрат заходил?
- Заходил, Никитушка, - кивнула она. – Я ж в суматохе этой тебе и поведать забыла. Заходил да вещи зело странные рассказывал. Спросила я его, стало быть, про барьеры защитные…
- И? – я вновь приготовился записывать. Что там за вещи зело странные могут быть?
- Снимал он защиту. Но токмо не три недели назад, как ты обозначить просил, а ажно в начале марта последний раз. До дня сие помнит, второго числа молился он о снятии барьеров.
- А почему он так точно это помнит? – не понял я. Второе марта, день как день, вроде не выходной даже был. Яга и Еремеев посмотрели на меня несколько удивлённо. Потом, видимо, сообразили.
- Ты ж не местный, Никита Иваныч, - почесал подбородок Фома. – Третьего числа он молится за упокой души рабы Божией Ульяны.
- А кто это? – снова не понял я. Такое чувство, что все что-то знают, один я, как дурак, не в курсе.
- Царица прежняя. Жена государя нашего, упокой, Господи, её душу. Третьего марта вот ужо пять лет траур у нашего государя, да во всех храмах православных за неё молятся.
А… ну вот поэтому и не в курсе, я не слишком религиозен. Этот день как-то прошёл мимо меня. Но, видимо, для отца Кондрата это значимый повод, раз он так запомнил.
- Итак, он снимал защиту второго марта, - резюмировал я и записал это в блокнот. – Значит, это единственный день, когда наш не в меру прыткий поляк мог проникнуть в столицу. В любой другой день его, как обладателя колдовской силы, просто бы не пропустил охранный щит. И по какой же причине святой отец решился на этот трюк?
- Вот тут вещи странные и начинаются, - вздохнула бабка. – Просил его о том наш Горох.
Если бы я уже не сидел на лавке, от таких новостей я бы сел. Фома был удивлён не меньше моего.
- Что за чушь? Горох прекрасно знает, зачем и от кого нужна защита города. И он идёт к отцу Кондрату с просьбой её убрать?
- Истинно, Никитушка. Святой отец подтвердил.
- А это точно был Горох, не шамахан какой-нибудь?
- Точно. Вишь в чём дело, касатик, отец Кондрат неправду с языков людских тоже углядеть может. Как я примерно, токмо иначе немного. И ежели б человек в государевой личине Горохом назвался, святой отец мигом бы то учуял. Самодержец лично приходил, истинная правда сие.
- Но зачем?!
- Про то не ведаю.
- А отец Кондрат неужели не спросил? Ну сами посудите, просьба-то – из ряда вон!
- Отец Кондрат, Никитушка, ещё при живом отце Алексии над городской защитой властвовать поставлен. И сделал это прежний государь, на мнение епископа Никона наплевав высокородно, - епископ-то противился зело. Потому и считает себя отец Кондрат лишь исполнителем воли царской, и просьбы подобные не обсуждает.
- Значит, не спросил, - подвёл итог я. – Слушайте, у меня в голове не укладывается! Чтобы Горох просил снять городскую защиту, да ещё и нас в известность не поставил?
- Ты спроси у него сам, Никитушка, но токмо опосля. Зело горяч ты во гневе, а ну как на государя голос повысишь – он и пошлёт всё отделение…
- Куда? – устало уточнил я. Если честно, мне и самому хотелось кого-нибудь послать.
- На плаху! Ты уж давай, выясни сие, когда из собора вернёшься.
- А когда я вернусь?
- Хорошо бы к утру завтрашнему. При свете дня я тебя на это не отправлю, сумерек дождаться надобно. А там уж и пойдёшь на дело.
Я положил блокнот на стол и схватился за голову. Подумать только! Неужели это всё – по вине нашего государя? Нет, я не должен так думать. Я хорошо его знаю, Горох за свой народ голову положит. Значит, были на то причины, если он потребовал снятия городских щитов. Бабка права: я не могу завалиться к нему с обвинениями, нужно выждать и успокоиться.
Итак, до моего превращения в дворника и похода в Никольский собор примерно полдня. Еремеевские стрельцы закончат обыск раньше и, полагаю, придут с докладом уже через пару часов. Ну что ж, свободное время – это тоже неплохо, потрачу его на построение схемы следствия.
Еремеев на прощание пожал мне руку, поклонился бабке и отправился по делам. Яга вынесла из угла своё вязание (она вязала мне носки) и снова устроилась за столом. Я раскрыл чистый разворот и задумался.
Похоже, мы добрались до истоков дела. Ноги у нашего следствия растут из начала марта, когда в город проник неведомый тип и притащил с собой женщину, способную воскрешать мёртвых. Или не притащил, а здесь уже нашёл, мы не знаем, местная ли она. Говорили-то по-французски… В который раз я приуныл, что не знаю иностранных языков, - уже давно бы дело раскрыли. Я рисовал блок-схему. Каким-то образом поляк сошёлся с этой дамой – и отсюда началась череда воскрешений. В деле явно замешан епископ Никон, потому что пройти в подвалы собора втайне от него невозможно. Было бы гораздо проще, если бы все мои расследования крутились вокруг простых людей. А тут то бояре, то церковная верхушка, то вообще царь… Половина причастных отказывается с нами разговаривать, другая половина врёт. Работать невозможно.
Теперь Бодров. Он пропал крайне некстати. Вот опять, Маргарита в расследовании мне совершенно не помогла, благо хоть от кучера была польза. Перемещения боярина в день исчезновения мы более-менее отследили, споткнулись о корчму. Судя по тому, что Марфа Ильинична предпочла раскусить капсулу с ядом, чем разговаривать с бабкой, дело серьёзнее, чем мы предполагали. Ждём результатов обыска.
Я сгрыз пару яблок, побеседовал во дворе со стрельцами, помог Яге подмести лестницу на второй этаж. Ждать – самое утомительное.
Наконец мои муки от безделья закончились – во двор въехал стрелец, по-видимому, один из тех, кого Фома отправлял на обыск корчмы.
- Новости для тебя, сыскной воевода.
Ура!
- Я слушаю.
- Новости зело странные, - уточнил парень. Ну, это я уже понял, у нас всё дело такое. – В корчме ничего подозрительного нами найдено не было. Всё как обычно, у них там спокойно, никто сопротивления не проявлял. А вот за корчмой ещё одно здание имеется, типа постоялого двора что-то. Остановиться там можно да переночевать. Двухэтажное.