- Простите. Сейчас объясню. В гостинице на Стекольной площади живёт некий иностранец. Живёт он там примерно два месяца, что по срокам попадает на тот день, когда наш отец Кондрат снимал защиту. Да, это может быть простым совпадением, но всё же предположим, что это наш подозреваемый. Недавно он исчез, и вместе с ним исчез боярин Бодров. Так?
- Истинно, - кивнула бабка, пока ещё, видимо, не понимая, к чему я веду.
- Подземный ход ведёт за черту города. Любой, кто владеет магией, может беспрепятственно выйти, но вот войти уже не сможет. А у нашего подозреваемого наверняка остались дела в городе. Он покидает Лукошкино и…
- … и вернуться назад сможет лишь в том случае, если отец Кондрат уберёт барьеры, - сходу ухватила мою мысль бабка. – И отец Кондрат убрал их по моей просьбе. Голова моя еловая, Никитушка! Да ведь это ж меня, дуру старую, из города выманили, тебе ту дорогу проклятую подкинумши! Знал ведь, супостат, что я выручать тебя полечу!
Вот за что я люблю нашу бабулю – так это за то, что она всё ловит на лету.
- Именно так. И я почти уверен, что один из тех четверых, кто проходил ворота вместе с нами, и есть наш подозреваемый. А если вы говорите, что личину натянуть любую можно – так это и коза могла быть.
- Нет, Никитушка, коза – это коза, уж животину от человека я завсегда отличу. А вот насчёт остальных прав ты, сокол ясный, да токмо что нам с того теперь? Вошёл он в город, да и растворился тут – вовек не сыщем. Ох, участковый, с кем же это связались мы…
Я развёл руками. Наш неведомый противник умел просчитывать ходы и заметать следы. К тому же настолько ловко обдурить меня и бабку… её так и вовсе спровоцировали, вынудив выйти из города, - ведь знает же, гад, что защиту не пройдёт, так вон какую шахматную партию разыграл.
А к отделению уже стекались стрельцы с новостями, и новости эти были одна хуже другой. За прошедшую ночь воскресло человек тридцать. Похоже, дело выходит на новый уровень, где мой список уже не имеет смысла. Поставка неживых-немёртвых в Лукошкино вышла на поток. Они шли в город. Если милиция не поторопится, скоро мы все здесь будем окружены мертвецами.
Я, кстати, подозревал, что исчезновение Бодрова со всем этим как-то связано, и сейчас мои подозрения укрепились. Чёрт возьми, что вообще происходит? Они неотличимы от живых. Горожане принимают их с радостью, ведут в дома. Это не кровожадные упыри, не враги, которым один путь – на стрелецкие сабли, - это нечто запредельное, настолько близкое и обыденное, что мне стало страшно. Настолько мерзкого, липкого первобытного страха я, наверно, не испытывал никогда в жизни.
- Спать, Никитушка, - распорядилась бабка, едва мы вошли в терем.
- Бабуль, я не усну.
- А я тебе дам кое-что – уснёшь за милую душу, - улыбнулась она. – А я с тобой рядом посижу, попробую за твоей спиной по той дороге пройтись. Авось и угляжу чего.
Пока я переодевался наверху, бабка готовила какое-то снадобье. Когда она поднялась в мою комнату, я сидел на кровати. Несмотря на ночь на холодной земле и те пару часов, что я дремал в полускрюченном состоянии, сна не было ни в одном глазу.
- Пей, Никитушка, - Яга протянула мне стакан тёмной ароматной жидкости. Я не стал спорить, молча выпил. Спустя пару минут перед глазами поплыло, и я уронил голову на подушку.
***
Спал я без сновидений, а когда проснулся, уже давно был день. Солнце висело высоко над горизонтом. Яга сидела на краешке кровати, свесив голову на грудь, однако стоило мне пошевелиться – она моментально вскинулась.
- Проснулся, сокол ясный? Ну так личико белое умой, одевайся – и к столу, обед готов.
Как, когда? Я этому уже не удивлялся, вполне может оказаться, что это Васька кашеварил. Яга вышла, оставив меня одного. Я наскоро переоделся, поплескал в лицо холодной водой из умывальника и спустился вниз.
А на столе меня ждал тыквенный суп, холодец, селёдка и неизменные пирожки – на этот раз с яблоками. Я обвёл взглядом всё это великолепие и только покачал головой.
- Бабуль, ну вы даёте.
- Откушай, чего Бог послал, уважь бабушку.
- Спасибо, но пока я буду есть, расскажите мне, что увидели.
- Поел бы сначала, - недовольно отозвалась Яга, но перечить не стала – присела напротив. – Ох, Никитушка, вот как не нравилось мне это дело – так теперь оно мне ещё больше не нравится.
- Да оно мне самому уже поперёк горла, но бросить его мы не можем.
- И то верно. Пока ты спал, я над тобой поворожила немного. Посмотрела, стало быть, что в действительности с тобой происходило. И вот что скажу: тебя там ждали. Именно тебя, уж откуда этот тип знал, что ты туда сунешься, - про то не ведаю, а токмо заклятие было направлено исключительно на тебя. Ежели б Митька с пареньком этим без тебя через ход подземный прошли – так они и вышли бы в поле. Но с ними был ты.
- Ну, догадаться, что я туда сунусь, - дело нехитрое, - я пожал плечами. – Сперва Марфа Ильинична, потом пропавший иностранец… да за версту видно, что с этой гостиницей что-то нечисто.
- Вы спустились под землю, прошли весь ход насквозь – и оно выстрелило. Ты увидел ту дорогу. Ничьего присутствия поблизости я не углядела, никого, окромя вас троих, там не было. Ловушку с дорогой поставили заранее.
- А кто – вы не знаете?
- Если бы всё было так просто, мы бы уже давно дело раскрыли, - покачала головой бабка. – Действует человек зело осмотрительный, не особенно сильный, но умеющий не оставлять следов. В этом его преимущество. Вспомни мельницу у запруды, Никитушка. Там ведь ты сразу понял, что морок это, потому как грубо было сотворено и лишь бы работало. А тут сколько времени вы убили, пока поняли, что дорога вас кругами водит? Вот то-то и оно.
- И как мы его ловить будем?
- Его мы и не поймаем. Во всяком случае, не нашими обычными методами. Бабу ту искать надобно, касатик. Уж ежели говоришь ты, что они там в подвалах что-то про любовь толковали, значит, можем и отыскать. Дела сердечные – они завсегда людей головы лишают. Во всех смыслах. Чует моё сердце, сама она себя проявит. Держат её, аки голубку в клетке, а токмо ежели сердце любящее – дык оно завсегда на волю вырвется.
Если честно, мне от этого легче не становилось. Ждать, пока дама себя проявит? У нас в прошлую ночь тридцать человек поднялось, а в эту что – сотню ждать? А завтра? У нас нет времени, я не хочу жить среди воскресших мертвецов, какими бы безобидными они ни выглядели. Просто потому, что земная жизнь конечна. Если ты умер – это навсегда. Нам нужно как-то отправить их обратно.
- Трактирщицу увезли, - вклинилась в мои мысли бабка. – А Митрофан так в порубе и томится.
- По-хорошему бы да, я должен его допросить, но сейчас нет ни времени, ни желания. Бабуль, когда вы будете превращать меня в дворника?
- Ну, это дело недолгое, за час до сумерек – самое то будет. А пока что ты за сегодня сделать задумал?
Вообще так, если уж говорить о планах, на сегодня я задумал вылезти из подвалов Никольского собора и обсудить с Ягой то, что там увидел. Но я, как видите, туда ещё даже не ходил. Все планы сдвигались.
Ответить я не успел – дверь из сеней открылась, в горницу сунулся Митька.
- Прощения просим, Никита Иванович! А токмо к вам лицо духовное явилось без приглашения, примете ли?
- Какое ещё лицо? – не сообразил я.
- Ой, дюже знакомое! Филимон Митрофанович собственной персоной.
Мы с бабкой переглянулись: с чего вдруг Груздева к нам принесло? Мне было не до него, я слишком вымотался морально за последние дни. Эти воскресшие покойники нас всех в гроб вгонят, простите за каламбур. Но Яга, видимо, была другого мнения.
- Зови, Митенька. Участковый как раз несколько минут свободных имеет.
Я обиженно взглянул на бабку, она ласково потрепала меня по плечу.
- Бабуль, ну на кой нам сейчас тут Груздев? Он ведь в любом деле у нас – как заноза в заднице. Лучше бы я вообще с той дороги не уходил.
- Никитушка, коли тебе в морок обратно приспичило, дык я тебе такой же хоть завтра посреди двора создам, ходи весь день кругами от бани к воротам. А токмо не дело это, что Митрофан у нас второй день место в порубе занимает, забодал он меня. Давеча за вареньем ходила – дык он, охальник, сидит там да частушки горланит, у меня ажно уши посворачивались. Едва поленом не пришибла окаянного, удержалась, токмо памятаючи, что он тебе как подозреваемый нужен.