Комната и в самом деле была крошечной, всего в несколько моих шагов. Я обошёл её по периметру, пытаясь понять, для какой цели и кому она могла понадобиться. Нет, здесь могло быть что угодно, зернохранилище там какое-нибудь в годы войны – подвалы же служили убежищем. Хотя какое, к лешему, зернохранилище в такой сырости? Хорошо, допустим, для чего-то была нужна. Тогда замуровывать зачем? Камней из пробитой дыры на полу валялось столько, что я не сомневался: стена была сплошная.
Света факелов из коридора едва хватало, чтобы я мог рассматривать стены комнаты, но всё же я заметил на стене в дальнем углу какие-то чёрточки. Я подошёл ближе. Несколько камней были с отметинами – на них были выцарапаны ряды палочек, подобные тем, какими заключённые в тюрьме считают дни. Я насчитал шестнадцать палочек. Начерчены они были явно человеком. Я едва не вздрогнул от неожиданно посетившего меня предположения. Кто-то, кого замуровали в этой комнате, провёл здесь шестнадцать дней. А потом стену пробили. Человек был жив или уже умер? Где он сейчас?
Мне стало страшно от безысходности этого места. Быть замурованным в комнате два на два метра, в темноте… чёрт возьми, что здесь вообще происходит? Когда это было – тысячу лет назад, сто лет, год? Стараясь прогнать липкое оцепенение, я погладил пса. Прикосновение к его жёсткой шерсти придало мне сил.
- Что бы я без тебя делал, лохматый, - вздохнул я, взъерошив его загривок. Я бы с огромным удовольствием бросил это дело. Оно было самым абсурдным и самым старательно замаскированным под обычные бытовые пустяки. Горожане воскресают, дорога водит кругами, колонны движутся, а мы с бабкой так и не приблизились к разгадке.
Пёс недовольно поскрёб лапой пол, я присел рядом с ним на корточки. Полумрак, частично рассеиваемый светом факелов из коридора, дрожал по стенам. Почему-то мне начало казаться, что он ещё сильнее подчёркивает густую темноту вокруг. Мне вдруг стало тоскливо настолько, что я едва поборол желание улечься на пол прямо здесь и дожидаться смерти. Если бы рядом не было собаки, боюсь, я так бы и сделал. Это совсем на меня не похоже, я сам себе начинаю напоминать вздорную барышню, но я, похоже, слишком устал за последние дни, чтобы адекватно реагировать на происходящее. Я обычный человек. Я хочу расследовать кражи и заговоры, но никак не вторжение оживших покойников и тайны движущихся лабиринтов. Дайте мне обычное дело – клянусь, буду стараться изо всех сил.
Неожиданно моё внимание привлёк один из камней в углу. Мне показалось, что он сидит в стене не так плотно, как остальные. Я попытался его расшатать, и после некоторых усилий у меня получилось. Я вытащил камень из стены, открыв нишу размером с крупное яблоко. Было слишком темно, чтобы я мог что-то там рассмотреть, поэтому я просто запустил туда пальцы.
С некоторым удивлением я извлёк из ниши золотое кольцо. Показал его псу, тот внимательно осмотрел и обнюхал. Я подошёл ближе к свету, чтобы изучить находку более тщательно. Кольцо было маленькое, на женскую руку – мне оно налезло только на мизинец. Массивный камень на тонком ободке, то ли чёрный, то ли фиолетовый – в темноте непонятно. Откуда оно здесь?
Хотя что за странный вопрос! Ведь напрашивается логичная цепочка выводов: кольцо принадлежало женщине, которая могла быть заперта в этой комнате. Которая в полной темноте царапала на камнях шестнадцать чёрточек каким-то острым обломком. Но кто она и за что её обрекли на столь страшное наказание? Это ж ведь… Господи, да что такое надо сделать, чтобы тебя замуровали в подземелье?! Здесь подобные казни не приняты, в Лукошкине даже пытки не особо распространены. Голову отрубить – да, за серьёзные провинности. За что-то меньшее в тюрьму сажают, могут выгнать из города. Но похоронить заживо в темноте под толщей земли? Да ещё женщину? Я невольно вздрогнул.
Барбос ткнул меня носом в колено и снова направился к проёму в стене, всем своим видом демонстрируя, что пора на выход. Мне почему-то тоже казалось, что больше мы здесь ничего не найдём, поэтому возражать я не стал. Пёс выскочил в коридор, я шагнул следом. Как ни странно, вокруг ничего не изменилось, вышли мы ровно туда же, откуда заходили в комнату. Мой четвероногий напарник нетерпеливо гавкнул и потрусил вдоль по коридору, периодически оглядываясь и проверяя, не потерялся ли я. Я старался не потерять из виду его лохматый хвост.
Я не знаю, как он здесь ориентировался. Иногда окружающая действительность расплывалась перед моими глазами, а когда я оглядывался, позади было уже совсем не то, что секунду назад. Лабиринт играл со мной, ситуация повторялась. Я не знаю, с кем мы имеем дело, но шутки с пространством – явно его конёк. Если бы не чудесное появление пса, меня здесь бы и похоронили – я бы попросту отсюда не вышел. Но Барбос знал, куда идти. Своим спасением из подземной тюрьмы я обязан собаке.
Он вывел меня на пологий подъём, в конце которого маячил неясный свет. Чем ближе я подходил к источнику этого света, тем явственнее чувствовал, как безнадёжная тоска, охватившая меня под землёй, отступает. Я больше не хотел улечься на землю с целью остаться в вечности. На поверхность мы выбирались через узкий лаз: пёс – бегом, я – на четвереньках. А потом просто рухнул на землю и несколько минут лежал без движения, приходя в себя. Всё, больше никаких подземелий, в этом деле с меня достаточно.
***
Барбос обеспокоенно потрогал меня за плечо лапой и принялся облизывать мне лицо. Я облегчённо рассмеялся.
- Всё, дружище, хватит!
Он завилял хвостом. Я поднял голову и принялся оглядываться, пытаясь сообразить, куда он меня вывел. Были ранние предрассветные сумерки.
Я удивлённо присвистнул. Пёс привёл меня… во двор храма Ивана Воина. Нет, ну логично, куда ещё он мог меня привести? Он же здешний, это его дом. Всё моё существо внезапно охватила такая лёгкость, что я едва не подпрыгнул. Из движущегося, полного иллюзий лабиринта, где я едва не тронулся умом, он вывел меня туда, где моя душа всегда находит покой. Я действительно обязан этому псу жизнью. В порыве чувств я подхватил его и прижал к себе. Барбос, радостно повизгивая, облизал мне щёки.
Было часа четыре утра. В храме Ивана Воина жизнь начиналась рано, поэтому вскоре я увидел, как из жилых помещений в углу двора вышли дворники. Двое парней в рясах гасили боковые фонари. Один из них заметил меня, глупо сидящего на земле возле чёрного провала в лабиринт.
- О. Никита Иваныч, а ты чего тут? С тобой нормально всё? – забеспокоились они. Я постарался убрать с лица глупую улыбку человека, избежавшего смерти.
- Я в порядке, ребята.
Похоже, из-под земли я вышел в своём обычном облике. Личина, заботливо натянутая на меня Ягой, осталась в лабиринте.
- Ты чой-то одет странно. И откуда ты тут у нас взялся? Ворота ж закрыты ещё.
- А я… - я обернулся, хотел было махнуть рукой в сторону дыры в земле – да так и замер с открытым ртом. Никакой дыры не было. Ровная сухая земля. Я помотал головой, потёр кулаками глаза. Пёс с видом бывалого заговорщика стукнул меня лапой по ноге. Мне даже показалось, что он мне подмигнул, дескать, у нас свои секреты.
- За отцом Кондратом не послать ли? – похоже, парней всерьёз беспокоил мой дезориентированный вид. – Ты, Никита Иваныч, за нас, грешных, костьми ложишься, ты про себя-то не забывай тоже.
- Извините, ребята, что-то я правда забегался. Пойду в отделение. Ворота откроете?
Они безропотно выпустили меня на улицу. Уже за воротами я обернулся: пёс стоял позади и махал хвостом. Я помахал ему в ответ и бодро зашагал в сторону отделения.
- Никита Иваныч, так как ты во двор-то попал? – донеслось до меня, но я уже свернул в переулок. Будем считать, что не слышал. Да и как я им объясню? В последние дни со мной произошло столько необъяснимых вещей, что я, кажется, потерял способность удивляться. Слишком много впечатлений, а ресурс у меня ограничен. Поэтому я просто безропотно принял и это: мы выбрались через лаз в земле, и через пару минут от него не осталось ни следа. Подумаешь, бывает.