Я неоднократно пытался ей помочь, потому что ну не дело пожилой женщине ворочать самовар и здоровенные горшки в печи. Но бабка была непреклонна и мягко, но твёрдо отправляла меня вон, чтобы не путался под ногами. Не сказать, чтобы я смирился, но лезу уже реже.
***
Это был один из немногих дней, когда я заснул ещё до полуночи. Снилась мне женщина с длинными косами. Помню, я пытался что-то у неё спросить, но она лишь улыбнулась и приложила палец к губам: молчи, участковый. А потом превратилась в чёрно-рыжего пса.
Я вздрогнул и проснулся. За окнами светало.
Пытаясь прогнать остатки странного сна, я поплескал на лицо холодной водой из умывальника. Сделал зарядку, переоделся в милицейскую форму и спустился вниз. Бабка как раз доставала из печи чугунок с кашей.
- Встал уже, сокол ясный? Как раз и завтрак твой готов.
- Доброе утро, бабуль, - я чмокнул её в щёку. – Слушайте, нам надо завязывать с обсуждениями на ночь. Мне Ульяна снилась.
- Ну так и что? Чай не Кощей…
- Да, но тоже приятного мало. Я как подумаю, что она могла быть заперта в этом подвале – мне аж холодно становится!
- Не горюй раньше времени, Никитушка, - бабка матерински погладила меня по голове. – Прояснится всё – тогда кручиниться и будем.
Я не успел донести до рта первую ложку, как во двор, распахнув калитку, влетел сотник Еремеев. Промчался мимо дежурных стрельцов, пинком распахнул дверь в сени и через несколько секунд ввалился в горницу.
- Никита Иваныч! Бабушка!
Взгляд у него был совершенно дикий. Мы с Ягой вытаращились на него в ответ.
- Фома? Что с тобой такое?
Он переводил взгляд с меня на бабку и пытался ещё что-то сказать, но не получалось. Яга оказалась сообразительнее меня: она подтолкнула Фому к лавке, налила в стопку тёмную настойку, явственно отдававшую спиртом, и сунула ему в руки.
- Ты выпей, Фома Силыч, полегчает. Али хошь водочки глоток малый?
Он выпил, поставил пустую стопку на стол. Шумно вздохнул и на несколько секунд закрыл глаза.
- Ух… спасибо, матушка. Никита Иваныч…
- Да что случилось-то? – я всего пару раз видел обычно уравновешенного Еремеева в таком состоянии. За ночь успело произойти явно что-то нехорошее. У меня похолодело в груди.
- Ты как велел, участковый, дык я ещё вечером троих ребят к бодровским воротам приставил. Дабы ежели боярыня куда соберётся среди ночи – о том мы знали. И она собралась, глубоко заполночь в карете уехала. Разошлись ворота ихние диковинные, карета выехала да умчалась. Ребят двое по коням да за ними, а один побёг мне доложить, ибо велел я, чтоб в любой час неурочный меня будили да новости сообщали. А наутро…
Мы с бабкой затаили дыхание.
- … нашли ребят моих за воротами западными, холодных ужо. И без голов.
Он судорожно втянул носом воздух. Яга снова наполнила стопку, Фома выпил и уронил голову на руки. Мы с бабкой ошарашенно переглянулись. Господи… вот и кровь.
- Накось, Никитушка, - бабка налила настойки и мне. Я тоже выпил. Мне, наверно, было чуть проще, чем Еремееву: новость ещё не уложилась в моей голове. Билась лишь неуместно спокойная мысль: значит, в правильном направлении копаем.
- Фома… соболезную, - я положил руку ему на плечо. – Но спросить должен. Трупы не трогали?
- Нет, - глухо ответил он. – Всё как ты велишь обычно. Оставили как есть, тебя дожидаючись. Поехали, посмотришь.
Собственно, мне и каши уже не хотелось. И даже Яга не настаивала на том, чтобы я непременно позавтракал.
- Бабуль, мне нужен ордер на арест Маргариты Бодровой.
- Немыслимо, - вздохнула Яга. – Государь хоть и выдаст, а толку? Как ты себе это представляешь?
- Как представляю?! – вскипел я. – После смерти двух стрельцов – прекрасно представляю! Фома, собирай сотню.
- Никита, охолонись, - строго прервала меня бабка. – У них охраны больше, чем у Фомы людей. И отбиваться они не токмо бердышами будут, там и ружья в ход пойдут. Ты хочешь, чтобы Фома вместо тех двоих полсотни ныне схоронил? Нельзя на Бодровых силой идти, кровь великая будет.
Я заткнулся: бабка была как всегда права. В этом деле против нас вся верхушка города. Не только аристократия, но и церковники во главе с епископом Никоном. Это куда сложнее, чем воевать с Кощеем или австрийским послом.
- Простите, бабуль… не подумал, - повинился я. – А что нам тогда делать? Обыск-то хоть можно?
- И обыск нельзя, - вздохнула Яга. – А токмо есть у меня мыслишка одна. Ты съезди, Никитушка, посмотри на усопших, а потом ужо и обмозгуем. Ступайте, ребятушки. Не кори себя, Фома Силыч, нет в том твоей вины. Ребята твои на боевом посту за отечество жизни отдали, то им на небеси зачтётся.
Еремеев молча встал, поклонился бабке и вышел во двор. Я надел фуражку, взял планшетку и последовал за ним.
Со двора мы выезжали в молчании. Не до разговоров было. Если честно, я надеялся, что в этом деле мы обойдёмся без крови. Во всех наших прежних делах были жертвы. Умирали, да. В этом – воскресают. Но вот можно было хотя бы не совмещать? Мне бесконечно было жаль тех парней, что по моему (моему ведь!) приказу оказались не в то время и не в том месте.
Охрана западных ворот выпустила нас безропотно. Мы с Еремеевым проехали ещё примерно километр, прежде чем он свернул на заросшую прошлогодней травой, давно не езженную колею. Я направил коня следом. Меня по-прежнему не покидало унылое ощущение неправильности происходящего. Если бы я не отдал этот приказ, ребята остались бы живы.
Трупы я увидел уже через несколько метров. Они лежали на земле, трава под ними была залита кровью. У обоих тел отсутствовали головы. Я свалился с коня и сунулся в заросли длинных прошлогодних стеблей. Меня стошнило. Хорошо ещё, что я не успел позавтракать. Отдышался, вытер рот платком и вернулся к Еремееву. Тела охраняли ещё двое стрельцов – сидели на камне. При виде нас они встали и сняли шапки. Я помолчал, собираясь с мыслями.
Я видел в своей жизни много трупов. И в своём мире, и здесь. Дела о Чёрной мессе и о летучем корабле были в моей практике особенно кровавыми, трупы там появлялись просто один за другим. Но на смерть наших ребят я никогда не научусь спокойно реагировать. Всё понимаю – и что служба эта опасная, и что на боевом посту умереть любой боец чуть ли не честью считает… и всё равно не смогу. С еремеевской сотней мы не в одном деле выстояли. Я тоже снял фуражку и опустил голову. Мы постояли, почтив ребят молчанием.
- Ты, Никита Иваныч, делай всё как дóлжно. Спрашивай, расследуй, но токмо душегубу проклятущему за смерть парней своих я отомстить должон.
- Ты всё-таки думаешь, что это он? – я, признаться, и сам не сомневался в причастности боярина.
- А кто?! – Фома стукнул кулаком по раскрытой ладони. – Ежели трое дозорных моих за каретой бабы евойной к воротам отправились! Двое за ней из города выехали – да и не вернулись!
Ну да, на совпадение мало похоже, вынужденно признал я. Ладно, примем это как рабочую версию. Слишком многое в деле стало указывать на Бодровых. Весь клан, за исключением Лариски, мне не нравился. Вот только бабка права, прижать их будет очень сложно. Штурмом не возьмёшь, мирно они с нами разговаривать отказываются, боярин вообще пропал. Единственная, кто лояльно к нам относится, - это Лариска, но она в этой истории мало что решает. Я просто обязан подобраться к Маргарите… Ладно, это потом. Вроде бы бабка что-то придумала.
Я подошёл к обезглавленным трупам. Нужно было их осмотреть.
- Фома, если отбросить очевидное, ты ничего необычного в них не замечаешь?
- Ну… кони ихние куда-то девались, - подёргал себя за бороду сотник. – А так – нет вроде.
- Хорошо. А ты уверен, что это именно твои подчинённые? Не могли кого-то в их вещи переодеть?
Еремеев перекрестил тела и склонился над одним из них.
- Этого – точно нет, это Ванька Попов. Видишь, мизинца на левой руке нет, дык то он мальчишкой ещё топором отсёк. А второго… не ведаю. Игнашка Гришин вчера в дозоре был, дык у него примет особых и нет вроде, так сходу и не скажешь. А что, думаешь, подменить могли?