- Ну а ты вспомни, как нас Тюря за нос водил. Разные версии предусматривать нужно.
Фома почесал в затылке.
- Я у Потапа спрошу, он медик наш. Всю сотню мою как свои пять пальцев ведает. Ежели и были у Игнашки приметы какие на теле – дык он помнит.
- Хорошо, - кивнул я. – Помоги мне.
Мы перевернули оба трупа спиной вверх, я продолжил осмотр. Как бы цинично это ни звучало, сейчас передо мной было два совершенно обычных тела. Умерли они предположительно от отсечения голов. В том смысле, что до этого они были живыми. Вставал вопрос орудия убийства. Вероятнее всего, конечно, топор – на меч не особенно похоже. То есть получается, что некто, заметив слежку за каретой боярыни, подкараулил стрельцов, сшиб их с коней и отрубил им головы. И забрал коней.
И головы.
Меня передёрнуло. Я действительно надеялся, что хотя бы это дело будет без смертей. Ну или умер бы кто-то из подозреваемых… но стрельцы? За что? Разумеется, я не должен приплетать собственные эмоции к расследованию, но видит Бог, как же мне хотелось посадить Бодрова и его прекрасную супругу! Злость от того, что я не могу к ним приблизиться, жгла мою душу. Плюс ожившие мертвецы, епископ Никон, Ульяна… всё в этом деле смешалось в один непонятный ком.
Я должен прижать Маргариту. С этой мыслью я обернулся к Еремееву.
- Фома, вызови телегу какую-нибудь, погрузите тела и везите к Потапу вашему. Я должен знать, точно ли эти двое – твои подчинённые. Во всяком случае, тот, насчёт кого ты не уверен. Я просто не понимаю, зачем такая жестокость. Можно же было задушить там или ещё что, но головы рубить?
- Всё исполню как велено, - кивнул Фома. – А ты уж следствие дале веди. Отчёт тебе к обеду представлю.
Мы пожали друг другу руки, я вскочил на коня и уехал, оставляя позади убитых горем стрельцов и два трупа. Для Еремеева и его сотни смерть кого-то из своих равна потере близкого родственника. Меня вновь накрыла бесконечная, съедающая душу тоска.
***
Я проехал через ворота и, изменив первоначальное намерение сразу ехать в участок, отправился на царский двор. Я с некоторым удивлением осмотрел обоз из кареты и нескольких телег с вещами, перегородивший подъезд к крыльцу.
К государю меня пропустили беспрекословно. Мы пожали друг другу руки, он предложил мне сесть.
- Ваше Величество, а что тут у вас происходит? – я красноречиво кивнул в сторону окна, откуда доносилось ржание лошадей и перекрикивания слуг.
- А, это… Лидочка моя разлюбезная решила в резиденцию загородную отбыть, ибо там воздух чище и здоровью наследника будущего зело полезен.
Так…
- Вы отсылаете жену, потому что боитесь за неё и не хотите, чтобы в момент, когда всё начнётся, она была в городе. Вы ведь знаете, что Ульяна вернулась. Как минимум подозреваете.
Я не спрашивал. И государь не отвечал – он просто кивнул.
- Повинен я в сем, участковый. Грех на мне… простит ли она меня – не ведаю.
- Лидия?
Он отрицательно помотал бородой. Я видел государя околдованным – в тот день, когда Тамтамба Мумумба решила испробовать на нём африканскую магию. Вот сейчас я видел перед собой нечто похожее. Проблема была лишь в том, что на этот раз над Горохом никто не колдовал. Он действительно любил эту Ульяну до одури.
- Никита Иваныч, совета твоего спросить хочу. Как считаешь, ворота городские закрывать ли?
Я задумался. Перекрытие всех выходов из города было крайней мерой, на моей памяти такого ещё не случалось. Шамаханское нашествие не в счёт – там был открытый конфликт. Если честно, я слабо себе это представлял. Очень многие жители окрестных деревень работают в Лукошкине. Не пускать никого? Остановится торговля, многие дома останутся без прислуги… горожане сами же потом взвоют. Нет, переводить город на осадное положение пока рано.
Я озвучил свои соображения государю, он кивнул.
- Разумно, Никита Иваныч. Ну, значит, и быть посему.
Я, если честно, даже в поголовном обыске всех входящих смысла не видел. Мы боимся нашествия неживых-немёртвых, а их отличать только Яга умеет, для всех остальных они – обычные люди. Идут себе да идут… без толку, короче. Поэтому, хочется нам того или нет, придётся оставить всё как есть.
- Ваше Величество, выслушайте меня.
- Говори.
- Вы ведь не хуже меня знаете, что ваша первая жена вернулась. Кого вы хотели впустить в город в тот день, второго марта? Кто пообещал вам её вернуть? Я должен это знать, Ваше Величество. Мы вышли на Ульяну, но кто-то ею управляет, она действует не сама. Ваше описание не соответствует тому, что сейчас происходит. Я вас прошу, мне необходимо это знать. Мы имеем дело с кем-то очень предусмотрительным, и если я не смогу вовремя остановить эпидемию воскрешений, у нас весь город будет населён ожившими мертвецами. Это как… как бомба замедленного действия, мы не знаем, когда она взорвётся.
Какое-то время государь молча смотрел на меня. Мне больше нечего было ему сказать. Было бы гораздо проще, если бы о желании вернуть первую жену он рассказал нам сам и сразу, а не мы догадывались, когда весь город уже стоит на ушах. Мне было страшно подумать, что всё это началось из-за нашего государя.
- Нет, Никита Иваныч. То моё личное дело. С мертвецами разбирайся, на то дозвол тебе даю, но к Ульяне не лезь и подозревать её не моги. Она – голубка невинная, ни в чём худом никогда не замеченная.
- Я её ни в чём не подозреваю, - я попытался пробиться через его упрямство. С тем же успехом я мог разговаривать со стеной. Горох меня не слышал. – Ладно… в таком случае подпишите мне хотя бы бумагу, что в случае необходимости разрешаете мне привлекать людей и действовать на своё усмотрение.
- Это запросто! – государь затребовал себе бумагу, перо и чернила и быстро написал мне следующее: «Сыскному воеводе Никите Ивашову дозволяю учинять всё належное в интересах следствия, аки выразителю воли моей. Горох».
- Спасибо, Ваше Величество, - я подождал, пока чернила высохнут, сложил бумагу и убрал её в планшетку. Я не знаю, каким ещё боком к нам может повернуться это дело, а потому подстраховываюсь на всякий случай.
- С Богом, участковый, - он ненавязчиво указал мне на дверь.
Я никак не мог смириться с его упрямым нежеланием мне помогать. И это государь, который всегда принимал активное участие в наших делах! Иногда, пожалуй, даже слишком активное. Когда я пришёл к нему с этим перстнем, он что-то понял – что-то, доступное лишь ему одному. И потому старается максимально огородить свою тайну от нас.
Когда я вернулся в отделение, было часов одиннадцать утра. Дурацкое время: завтракать уже поздно, обедать – рано, а у меня с утра маковой росинки во рту не было. Ягу, однако, невозможно было застать врасплох.
- Сокол ясный, чайку с пирожками? Пока ты следствие вёл, я ужо расстаралась.
- Спасибо, бабуль, - я вымыл руки и сел за стол. В чём-то бабка права: потрясения на нас сыплются, как из рога изобилия, и если я на каждое из них буду терять аппетит, меня самого скоро вынесут. К тому же Яга так хорошо готовит, что у меня в процессе поедания её стряпни всегда улучшается настроение. Бабка налила нам чай и уселась напротив меня. Аромат свежей выпечки заполнял горницу и наверняка просачивался во двор.
- Митеньке да стрельцам я ужо выдала, - правильно истолковала мой красноречивый взгляд наша домохозяйка. – Ешь, Никитушка, тебе дело продолжать. А ужо опосля обмозгуем…
Я кивнул и сцапал с блюда первый пирожок. С грибами и луком, кстати. Вот разве мог я в своём мире, среди электрических духовок и газовых плит, подумать, что столько запредельно вкусной еды можно приготовить в русской печи? Некоторое время мы молча жевали. После, наверно, пятого пирожка я отодвинул от себя блюдо.
- Очень вкусно, - я тепло улыбнулся бабке, она просияла.
- Льстец!
- Нет, правда.
- Ну что, касатик, теперь рассказывай, что выведал. Правда ли, насчёт стрельцов-то?