- Митя, с каким ветерком — центр города! А если дети, а если кот?
- А пущай на дорогу не высовываются, милиция едет!
Я лишь печально вздохнул. Собственно, я мог и не сомневаться — сам знал, кого водителем выбрал. Азарт гонщика у Митьки в крови. Вспомнить хотя бы, как мы с ним (я у него на плечах) догоняли африканскую принцессу Мумумбу! Вот и сейчас мы рванули с места так, что у меня чуть фуражку не сдуло, едва успел схватить. Телега подпрыгивала на ухабах и неслабо кренилась на поворотах, Митька залихватски щёлкал кнутом над спиной коня, и мы летели. Народ благоразумно освобождал дорогу: милиция едет! У ворот кашкинского подворья мы были уже минут через двадцать.
Пропустили меня без лишних церемоний. Боярин Кашкин всегда был рад меня видеть. Я попал на послеобеденный отдых супружеской четы и испытал по этому поводу некоторое смущение, но старики лишь отмахнулись. Кашкину я пожал руку, его жена, боярыня Ольга, маленькая, сухонькая старушка, приподнялась на цыпочки и по-матерински меня обняла.
- Вы уж простите меня, я не вовремя.
- Никита, милок, не городи ерунды, - улыбнулась боярыня и позвонила в колокольчик, вызывая служанку. – Чаю нам с участковым.
- Спасибо, но я ненадолго, - попытался отмазаться я. Супруги посмотрели на меня укоризненно, и я сдался. – Не смею отказать прекрасной хозяйке!
- Ну вот и замечательно, - разулыбалась боярыня.
Кашкин был из тех, кто жил всю жизнь с одной женщиной. Ему то ли уже исполнилось восемьдесят, то ли только должно было, его жена вроде бы была чуть моложе. Мне нравилась их семья. В своё время это явно был не брак по расчёту, да и сейчас они относились друг к другу с бесконечным уважением. Наверно, я бы и сам хотел встретить старость именно так.
- Ты, Никита Иваныч, небось по делу к нам? – усмехнулся проницательный боярин. – Нет бы просто так, от души проведать стариков!
- Вот дело закрою — и тогда вы от меня ещё устать успеете, - в тон ему отозвался я. – Но вообще да, я по делу, Фёдор Петрович.
Принесли чай. Боярыня разливала уже сама — сначала мужу, потом мне, как гостю, и только потом себе. Вот ради таких людей я и должен закрыть это дело — чтобы в городе было спокойно.
- Излагай.
- Мне нужен боярин Афанасьев, хочу с ним побеседовать. Где он живёт?
- Гаврила-то? Дай-ка подумать… вроде у Колокольной площади. Он ведь как дом родительский продал, так и купил себе какой-то сарай. Дети разъехались все. Вроде и помогают ему, а токмо всё он на кости спускает. Ты когда тот сарай увидишь, не удивляйся, что человек знатный так живёт, то выключно его вина и его грех.
- Не буду удивляться, - пообещал я.
- А зачем тебе Гаврила? – поинтересовалась боярыня. – Вроде ж он отродясь никому нужен не был.
- Поговорить с ним хочу, - я уж не стал при пожилой женщине рассказывать про обезглавленные трупы, постарался отделаться общими фразами. – Маргарита куда-то ездит по ночам, отследить не удалось. А отец Кондрат говорит, была какая-то странная история в связи с их свадьбой. Не может это, кстати, быть что-то банальное? Ну, вроде как невеста не была невинной, или там, к примеру, Лариска зачата до брака? А то получится, что просто время теряю.
- Нет, это вряд ли, - Кашкин покачал головой. – Дочь родилась точно в браке, больше года прошло. Да и похожа она на отца, не придерёшься. А вот зачем Павел девку без приданого взял… ну, о том его самого спрашивать надобно. Ибо до брака она странная зело была.
- А именно? – я едва поборол желание достать блокнот и карандаш — вовремя спохватился, невежливо как-то. Ещё в школе милиции нас учили: психологический портрет подозреваемого — половина следствия.
Супруги пожали плечами. Ответила боярыня:
- Ведьма она. Говорили так.
То же самое говорили мне мужики на бодровской конюшне. Я едва не подскочил.
- У Гаврилы девять дочерей и сын, жена умерла в родах. Сын — младший, воспитывался у какой-то дальней тётки, он в Лукошкино, по-моему, и не приезжал ни разу. Из девиц в живых осталось шестеро, все, кроме Маргариты, замужем не слишком удачно. Они, милок, ведь необразованные все, сказать стыдно. Гаврила девками-то и не занимался никогда. Настрогал — и вроде как свободен, они и жили при нём, аки псы дворовые. Читать-писать ещё могли худо-бедно, а что посложнее — уже мимо. Поэтому и не сватались к ним ребята нашего круга. Жена ведь, Никитушка, с мужем об руку на всех приёмах появляться обязана, да знать, что нужно говорить, а что нет. За столом, опять же, не оконфузиться, в танце себя показать. Детей воспитать… ты не думай, что знатные девицы токмо на диване лежат да шербет откушивают, у них обязанностей ещё боле, чем у мещанок.
- Да я и не думал, - кивнул я. Собственно, про бедственное положение наследниц семейства Афанасьевых я слышал уже не раз.
- Поэтому и замуж девки шли, наплевав на титулы, - абы за кого выйти, лишь бы одной потом не вековать. Кто за купца, кто за кузнеца. Место в думе пропадёт, ибо сын Гаврилин вроде как умер в отрочестве. Ну и вот, а Маргарита… ты пойми, милок, одной красоты мало, нужно что-то ещё. А у неё ни приданого, ни образования, её весь месяц до свадьбы танцевать учили, ибо она в платье спотыкалась. И почему Павел в неё вцепился — одному Господу ведомо. Он за неё Гавриле дорого дал — все долги евойные выплатил, а их немало было. И казне должон был, и ещё много кому, долго он от кредиторов прятался. Дык Павел к ним по списку своих людей посылал, расплатились дабы да расписку написали, что претензий к Гавриле не имеют. Кто-то там, правда, потом от сердечного приступа умер, а кто-то в речке утонул, но это мелочи.
Ничего себе мелочи, присвистнул я. Мы мирно пили чай и беседовали. У Кашкиных было почти так же спокойно, как в обществе нашей Яги.
- Ну вот, а потом свадьбу сыграли. Дык Маргарита ещё накануне сестёр своих младших чем-то опоила, не супротивились дабы. Одной косу отрезала, у другой всё лицо пятнами пошло… а третья дык и вовсе слегла, токмо через месяц на ноги начала подниматься. Это чтобы, значится, никто не смел на свадьбе быть красивее неё. Боялась она зело, потому как другая жизнь перед нею солнечным лучиком мелькнула.
Вот правду говорят, муж и жена — одна сатана. Я слабо представлял себе шестнадцатилетнюю девчонку, способную на такое по отношению к собственным сёстрам.
- Ну а потом и вовсе с ними знаться перестала. Ещё как дочь носила, дык тогда уже учителей да книги себе потребовала, и как родила — ребёнка нянькам сбагрила. Понимаешь, милок, мы все здесь — бояре по происхождению, это передаётся от отца к детям. Да токмо крови мало, нужно многому обучиться. Истории государства нашего, языкам, этикету. Дабы, значится, перед государем да прочими себя не уронить. Ну и вот, как видишь…
Я кивнул. Да, Маргарите многое удалось за эти годы, я при всём желании не мог представить, какой она была до замужества. Но почему ведьма-то?
- Да бог её знает, почему, - покачал головой Кашкин. – Из-за сестёр небось. Баба зело опасная, ежели ещё отроковицею на такое способна была. И почему Павел так в неё вцепился — никто не знает, то дело ихнее, семейное. Ужо скоро двадцать лет как живут. Спроси у Гаврилы, авось он чего и подскажет тебе, а токмо все остальные, кто на их свадьбе был, знают не больше нашего. Ежели хошь, дык мы тебе парня в помощь дадим, проводит — а ну как не найдёшь, где Гаврила живёт, токмо время потеряешь.
- Спасибо! – обрадовался я. Это было бы очень кстати. Я в том районе не слишком хорошо ориентировался. Я попрощался с боярыней Ольгой, а Кашкин вышел меня проводить.
- Я при жене спросить не мог, дык спрошу сейчас. Ты уверен, что хочешь под Бодровых рыть?
- Уверен. Чутьё, понимаете. Мне кажется, что они оба по уши замешаны в этом деле о покойниках, но доказать это я пока не могу.
- Бог в помощь, Никита Иваныч, - старый боярин дважды меня перекрестил. – Бедовый ты человек, ничего не боишься.
- Работа такая, Фёдор Петрович, - я развёл руками. Ещё в своём мире я твёрдо усвоил: все беды от безнаказанности. Если бы, замышляя преступление, человек знал, что закон настигнет его в любом случае, преступлений было бы гораздо меньше. Да, я понимаю, что страх — плохая мотивация, но хоть какая-то. И коррупции было бы меньше, и за руль бы пьяными не садились… Вот так и здесь. Слишком долго здешняя аристократия во главе с Бодровым была за пределами государственных законов. Я, может, ситуацию и не исправлю, но расшатаю здорово. Я положу начало.