- Плохо дело, Никитушка! Заканчивать надобно.
- Бабуль, я быстро. Что было, когда вы разбили зеркало?
Но государь нас уже не слышал. Его начало трясти, словно в лихорадке, глаза выкатились из орбит. Сейчас это было нечто куда более непредсказуемое, нежели с дьяком Филькой. Бабка начитывала длинное заклинание, водя ладонью перед лицом Гороха. Постепенно он начал успокаиваться, а потом и вовсе отключился, откинувшись на спинку кресла. Дыхание его выровнялось.
- Спит надёжа-государь, - резюмировала Яга, утирая пот со лба. – Ох, Никитушка, тяжки грехи наши! Едва не угробили самодержца.
- А что с ним? – теперь уже и я осмелился выдохнуть. – С дьяком-то нормально всё было.
- Вишь какое дело, касатик… всё, что на Ульяну завязано, душу евойную тревожит зело. Вот и наложилось сие на колдовство моё. Много с кем я подобное творила, Никитушка, а токмо такое впервые вижу. Ульяна – она ить ему дороже жизни была.
Мы помолчали. Я пытался хоть как-то систематизировать полученные сведения.
- Бабуль, вы наверно больше меня поняли… можете мне нормально объяснить, что это за обряд с зеркалом? Ну, так, чтобы я тоже разобрался.
- Ох, Никитушка… - Яга села напротив меня. Я заметил, что руки её мелко дрожат. Мне в который раз стало стыдно: подбиваю пожилую женщину на такие эксперименты. То отец Алексий, то вот Горох теперь. Я взял бабкины руки в свои.
- Спасибо. Что бы я без вас делал.
Государь был в глубокой отключке, мы могли разговаривать, не обращая на него внимания. Тем более что его состояние больше не вызывало у Яги опасений. Она чуть смущённо улыбнулась. Я нисколько не лукавил: без Яги я бы в этом деле не продвинулся ни на шаг. Оно всё насквозь пропитано магией.
- Одно я тебе точно скажу: не наш это обряд. Не колдуют у нас так. Уж поверь мне, я многих чародеев талантливых знала. Честно сказать, это вообще что-то странное.
- Ну, что не наш, - это понятно. Западный, по всей видимости. Во-первых, мы изначально ищем поляка. Во-вторых, государь же сказал, говорили по-польски.
Яга кивнула.
- Истинно, западный. Они там чего токмо не напридумывают. Я, касатик, токмо предполагать могу. Ты ужо записывай, да ить мне и самой словам своим веры нет, ибо никогда я с таким дела не имела. Первое, прав государь: в дни поминовения дýши умерших особо сильны, ежели чародей лихой кого и призвать вознамерится – дык токмо тогда, когда человека, в мир иной отошедшего, родичи на земле вспоминают. У Ульяны, стало быть, это третье марта.
- Второго он имел беседу с Шишкиным, тот пообещал ему встречу с первой женой… слушайте, я на его месте уже на этом бы моменте насторожился! Он ведь крещёный человек, он же понимает, на что подписывается, что церковь за такое по голове не погладит.
- Грех сие страшный, - согласилась бабка. – Мёртвых на небеси тревожить – за такое любому анафеме преданному повинно быть. Даже ежели он помазанник Божий.
- И государь не испугался? – мне не верилось. В этом мире власть религии гораздо сильнее, чем в моём, здесь быть отлучённым от церкви – одно из самых страшных наказаний. Яга покачала головой.
- Это Ульяна, Никитушка. В день по её смерти государь и сам в петлю полез, о душе бессмертной забывши. Ему пообещали встречу с ней – ты думаешь, он ещё способен был соображать? Да он к этому зеркалу побёг, сапоги теряючи!
И то верно. У нашего Гороха, мудрого, справедливого правителя, была одна слабость – в лице давно умершей женщины.
- Давай далее. Кто на такое способен – призвать её, да ещё столь чудным способом – про то не ведаю, человек не наш. Государь всё рассказывал верно, ничего не приукрасил и от нас не утаил. А токмо едва он к зеркалу подошёл, словами колдовскими сопровождаемый, - дык в тот же миг она в зеркале том возникла.
- Стоп. Вы уверены, что это была именно она? Ну, что не морок какой-нибудь, наподобие той дороги? Один видит, а все прочие – нет.
- Нет, Никитушка, не уверена, но очень похоже. Тут ить вот о чём речь ведётся… Им, подозреваемым нашим, самим Ульяна нужна была. Сие запиши попереду, поймёшь дале. Силой она владела диковинной, про то слухи давние ходили. Исцелять могла, да так, что прямиком со смертного одра люди подымалися.
- Исцелять и воскрешать не одно и то же, - возразил я.
- Верно, - согласилась Яга. – Но токмо вишь дело какое… неживые-немёртвые – штука редкая, очень древняя. Про них никто толком ничего и не знает, ибо лишь воле праведника святого они подвластны. А с праведниками на земле нашей грешной – сам знаешь. Легче мамонта лохматого встретить, нежели человека с душою чистой. Поэтому про них и слышал-то мало кто, где уж там творить их.
- И вы думаете, что наш подозреваемый о них слышал.
- Истинно. Более того, не токмо слышал, а и знал, как их из землицы поднять. Что пойдут они лишь на зов праведника да будут радость светлую в дома своих родичей нести. Разумеешь, Никитушка? Ить им, супостатам, нужон был такой человек, исполнитель, стало быть. Каким бы ты великим колдуном ни был, мертвецов ты поднять смогёшь, этим у нас токмо ленивый не балуется, пастора Швабса вспомни, а вот создать неживых-немёртвых – нет, сие абы кому не подвластно. Чуешь разницу?
- Чую, - кивнул я. Слишком всё сложно. Вроде как мертвецов поднимать – грех страшный, а вот таких, которыми у нас весь город утыкан, - этих пожалуйста, благое дело. Чушь какая-то. Бабка в ответ на мой скептический взгляд лишь развела руками.
- Знаю, касатик, чуднó звучит. Но токмо ить и мертвецы разные бывают. Упырей-то армию настрогать – это и я могу, ежели б готова была от Господа нашего отвернуться. А этих от живых лишь малая толика отделяет, их глазом неопытным в толпе и не выцепишь. И вот лиходей наш откуда-то знал, как их сотворять.
- И путём несложных размышлений пришёл к тем же выводам, что и мы с вами. Или отец Алексий, или Ульяна.
- Точно.
- Ну, почему именно она, а не отец Алексий, стала мишенью, нам ещё предстоит выяснить.
- Тут и выяснять нечего, - отмахнулась Яга. – Ульяна творит армию воскресших, сама оставаясь мёртвой.
Моя картина мира отчётливо пошатнулась. Я вытаращил глаза и тупо уставился на бабку.
- Что?!
- А что ты хотел, Никитушка… ежели всё так, как мы с тобой тут измышляем, то Ульяну поднимали этим диковинным обрядом, использовав государя нашего как приманку. Она пошла к нему, и супостат откуда-то знал, что Горох не сдержится – разобьёт зеркало.
- Это предсказуемо, - кисло усмехнулся я. – Если всё так, как вы говорите, тут и ребёнок бы понял, что государь к ней ломанётся. В общем, технические детали, мне кажется, не столь важны. Главное то, что она оказалась здесь.
- Она мёртвая, Никитушка, - как-то обречённо повторила бабка. – Она творит себе армию, но сама… ох, касатик, мне ить даже думать об этом холодно. Отца Алексия в наш мир вызвать было бы гораздо сложнее.
Я тоже невольно вздрогнул. Я не был уверен, что хочу это видеть. К тому же я был в той комнате в подземелье…
- Бабуль, но как она могла оказаться в подвалах собора?
- Про то у епископа Никона спрашивать надобно. Сами мы что угодно предполагать могём, да токмо истины так и не доведаемся.
- Ладно, с епископом потом разберёмся, - я сделал пометку в блокноте. – Слушайте, такого у нас в делах ещё не было. И надеюсь, что больше не будет.
- Тебе надобно встретиться с Ульяной, Никитушка.
Я поперхнулся.
- Что?
- Сокол ясный, ты не оглох ли на сто лет раньше времени? – бабка улыбнулась краем губ. – Ульяна ить… не злодейка она, ты не думай. Она делает то, что от неё требуют, ибо мужик тот, что мы слышали, власть над нею имеет. К тому же она искренне верит, что делает всё правильно. Люди идут к своим семьям.
- Бабуль, но у нас благодаря её талантам полгорода повоскресало! Ну ненормально ведь это!
- Потому и твержу тебе, поговори с ней. Токмо в её руках власть над воскресшими, боле никому они не подчиняются.
- И как я, по-вашему, её найду? – мне не нравилась эта идея. Мне вообще не нравилось думать о том, как сейчас может выглядеть женщина, умершая пять лет назад в подвале Никольского собора.