- А дык… сундук у ей был. Небольшой, но к седлу не прицепишь.
- Где сейчас этот сундук?
- Про то не ведаю, она его с собой забрала. Мужик тот помог ей его в карету переложить, да они и уехали.
Я записал и про сундук тоже. Чёрт возьми, яснее по-прежнему не становится.
- Где сейчас боярыня?
- Дома, где ж ей быть. С барышней да гостями замежными.
Вот казалось бы, почему не прибегнуть к уже проверенному способу и не явиться к воротам бодровского поместья с еремеевской сотней в полном составе? Казначея Тюрю, к примеру, мы пытались арестовать именно так. И к Мышкиным я вломился во главе стрелецкого отряда. И ещё пару раз мы брали подозреваемых в ходе открытого штурма. Самое простое ведь и в девяноста девяти случаях из ста сработает. Проблема в том, что сейчас мы напоролись на единственный, сотый случай. Штурмовать огромное поместье Бодровых, охраняемое гарнизоном едва ли не бóльшим, чем сотня Еремеева, неминуемо означало кровопролитный бой. В котором, к слову, могут пострадать и мирные жители. Я был в тупике. Я честно не знал, как к ним подобраться. Бабка тоже не знала. Мы беспомощно переглянулись.
- Токмо мой способ и застаётся, - вздохнула Яга. Я кивнул. У меня тоже других вариантов не было.
- Можете быть свободны, - вновь повернулся я к боярскому кучеру. – Спасибо за помощь следствию.
Федот встал, поклонился и как-то выжидающе уставился на меня.
- Воевода, дык ты барыню арестовать смогёшь?
Я удивлённо приподнял бровь. Мужик смутился.
- Не, ты не подумай чего, батюшка. Она баба строгая да вздорная, но лишний раз слуг не забижает. Да ить тока ведьма ж она!
Опять.
- Да почему она ведьма-то? – ну в самом деле, забодали уже. Все твердят, что она ведьма, но доказать никто не может. То ли просто эпитет такой?
- Не ведаю, а токмо…
Понятно.
- Если вам нечего больше сказать, можете быть свободны, - я указал ему на дверь. С домыслами мы работать не можем, их к делу не подошьёшь. Мужик всё понял, поклонился ещё раз и дунул вон из терема. Мы с бабкой остались одни.
- Темнеет, Никитушка. Ещё час где-то – да и пора будет. Ты ужо собирай стрельцов, сколько нужным сочтёшь, и готовьтесь. На серьёзное дело ить пойдёшь, уж не на смерть ли тебя отправляю?
- Бабушка! На смерть вы меня отправляли, когда я в подвалы полез, сейчас-то что? Вы же сами сказали, там все спать будут. Мы обыщем поместье, возьмём с собой Маргариту и вернёмся.
- Дык ить одному Богу известно, какие у них там ловушки понатыканы… - перекрестилась бабка. – Ты ужо осторожней, касатик, ибо и так места себе не нахожу.
- Я постараюсь, - ободряюще улыбнулся я.
- Ну вот и замечательно. Давай-ка ужинать, сокол ясный, как же ж я тебя голодного на такое дело отпущу?
Я не стал возражать. Помог бабке поставить на стол миску вареников и крынку сметаны, она принялась раскочегаривать самовар. Митьке была выдана отдельная порция, и он увлечённо чавкал в сенях. Я вышел во двор, велел ребятам вызвать сюда Еремеева с десятком молодцов. Я старался ни о чём не думать. Смысла гадать всё равно нет, будем разбираться по ходу дела. Все нити следствия вели к Бодровым. Честное слово, мне с Кощеем воевать было проще, чем с ними. Я бы с удовольствием поменял противника, да вот только кто ж меня спрашивает?
Пока мы ужинали и пили чай, совсем стемнело. Стрельцы зажигали фонари. Во дворе постепенно собирались ребята, выбранные Фомой для ночного похода на боярское подворье. Все сосредоточенные, серьёзные, знают, что не на увеселительную прогулку идут. Вооружены так, словно против орды шамаханов драться предстоит: бердыши и тяжёлые пищали. Огнестрельное оружие в этом мире, конечно, весьма своеобразное, эту дуру пока перезарядишь – все враги разбегутся. Но другого нет.
Приехал и сам Фома. Спрыгнул с коня, прошёл в терем. Я встал, чтобы пожать ему руку.
- Вечера тебе, Никита Иваныч. И тебе, матушка. Что, воевода, завертелось дело – не остановишь? В медвежью берлогу полезем ныне?
- Полезем, - кивнул я. – Что-то у меня такое чувство, что мы там на самого боярина наткнёмся.
- Очень может быть, - кивнул Еремеев. – Да токмо ты ж объясни толком, на кой мы к ним идём таким составом?
- Мне нужна Маргарита. На допрос мы её вызвать не можем, со мной она говорить отказывается. А вот мне с ней – очень надо.
- Околдую я их, уснут все, - пояснила Яга. – Найдёте бабу сию да сюда притащите, а я ужо с ней по душам побеседую. Ибо все ниточки к ним тянутся.
- А, ну ежели так… - Еремеев кивнул с некоторым облегчением. – А то знаешь, Никита Иваныч, не хочу я боле никого хоронить. Мне тех двоих хватило. Ваньку родичам отвезли, у него мать да сестра малáя, а Игнашка пропал. Куда он пропал, кому он вообще нужен… не разумею.
- Вот это и выясним.
- Пора, ребятушки, - поднялась со своего места бабка. – Сонное заклятье – дело недолгое, покуда дойдёте – ужо сотворю. Ворожить я и отседова могу, мне с вами переться нужды нет. Как придёте на место – дык там ужо все спать будут сном беспробудным. Лестницу вона в сарае возьмите, пригодится она вам.
- Зачем? – не понял Еремеев.
- Ты ворота бодровские видел? Мы этот механизм снаружи не откроем, через забор лезть придётся, - пояснил я. Фома понимающе кивнул. Бабка перекрестила нас на прощание, и мы вышли во двор. На небе загорались первые звёзды. Народ в Лукошкине спать ложится рано, на улицах уже было почти пусто.
- Митька! – окликнул я нашего младшего сотрудника.
- Слушаю, батюшка воевода! Какую службу опасную справить надобно?
- Тащи лестницу из сарая.
Я обвёл взглядом небольшой отряд стрельцов. Они в ответ смотрели на меня выжидающе.
- Значит так, парни. Выдвигаемся к поместью боярина Бодрова. Бабушка обещала наслать на всех, кто там сейчас находится, сонное заклятие, поэтому открытого боя не будет. Но всё равно соблюдаем предельную осторожность. Наша задача – обыскать поместье на предмет всего, что может показаться подозрительным, а также доставить в отделение жену боярина для дальнейшего допроса.
Бравые еремеевцы дружно кивнули. Лишних вопросов не задавали, молча построились парами и ждали лишь моей команды. Митька притащил лестницу.
- Пора, - распорядился я. Дежурные стрельцы открыли ворота, и наш небольшой отряд двинулся в путь.
***
Шли молча. Задача как-то не располагала к непринуждённой беседе. Настроение стрельцов понемногу передалось и мне. Я начал думать, что сонное заклятие, наложенное Ягой, не слишком нам поможет. Я привык считать Бодрова клиническим идиотом, бабка придерживалась того же мнения. Более того, она была уверена, что его действиями управляет Маргарита. Теперь же мне казалось, что не всё там так однозначно. Схватить их сейчас – одну боярыню или их обоих – будет не проще, чем выволочь медведя из берлоги.
Тем временем окончательно стемнело. Единственным источником света была луна, ломоть которой застыл в безоблачном небе. Редкие звёзды лениво перемигивались в недосягаемой вышине. Начало мая – я люблю это время. Если бы не свалившееся на нас дело, что занимало сейчас мои мысли, я бы нашёл куда более приятные способы провести время. В кромешной темноте мы подошли к воротам бодровского поместья. Фонари по периметру не горели – очевидно, бабкино заклятье настигло здешних обитателей до того, как они успели зажечь освещение. Ладно, не страшно. На этот случай у нас есть факелы.
Открыть ворота снаружи у нас бы и в самом деле не получилось. На них не было ни ручек, ничего, за что можно было бы зацепиться. Створки соприкасались настолько плотно, что вогнать между ними какой-нибудь рычаг тоже не представлялось возможным. Мы ненадолго остановились, собираясь с духом.
- Ну что, ребята, начнём, - я кивнул в сторону ворот. – Митька, ставь лестницу.
Наш младший сотрудник легко, словно тростинку, перевернул вертикально массивную деревянную лестницу и уже собирался прислонить её к забору. Тишина стояла такая, что мы слышали дыхание друг друга.
Прислонить её к забору он не успел – ворота пришли в движение. Медленно и бесшумно створки поползли в стороны, управляемые механизмом изнутри. Нас в тот момент явно посетила одна и та же мысль: если все спят, то кто, чёрт возьми, сейчас открывает нам ворота? Оцепеневшие не столько от страха, сколько от неожиданности, мы стояли перед разъезжающимися в стороны воротами. Стрельцы за моей спиной принялись лихорадочно креститься. Митька уронил лестницу, и она плашмя бухнулась на землю, подняв тучу пыли. Сам он рухнул на колени и, тоже крестясь как заведённый, принялся бормотать «Отче наш». Ворота остановились.