- И что нам делать?
- Не знаю.
Последнюю фразу произнёс я. Не сговариваясь, мы попытались прорваться во дворец, но нам дали от ворот поворот.
- Утром приходите, государь вас примет.
Первый раз, кстати, меня не впускают в царский терем дежурные стрельцы. Сказать, что я был удивлён, - это ничего не сказать. Но выхода у нас не было. Мы с Фомой пожали плечами и принялись пробираться обратно, пришибленные увиденным. Вот и всё. Ульяна в городе.
***
Когда мы вернулись в отделение, было, по моим ощущениям, около двух часов ночи. Яга не спала, а вот Митька уже дрых в сенях. Мы пробрались мимо него и вошли в горницу.
Вид у Яги был вымотанный до крайности. Однако она нашла в себе силы заварить чай и даже выдать нам по большой ватрушке.
- Отдохните, ребятушки. Та ещё ночка выдалась.
- Спасибо, матушка, - Еремеев поклонился ей и сел на лавку. Я устроился на своём месте.
- Вы уж не серчайте, ребятушки, а токмо я вам обоим за шиворот незаметно иголку заговорённую пихнула, - несколько виновато улыбнулась Яга. – Посему в курсе я, что с вами на подворье бодровском приключилося.
- Ну и как вам пан Твардовский? – кисло поинтересовался я. – Не правда ли, очаровательный экземпляр? Мы половину следствия за ним гонялись, а он внезапно сам решил нам показаться.
- Страшный человек, Никитушка, - перекрестилась бабка. – Но не потому, что злодей там али убивец какой, нет на его руках крови.
- А почему? – я удивлённо приподнял брови.
- А потому, сокол ясный, что все его жизненные принципы смещены донельзя да с ног на голову поставлены. Нормально ль сие, что по заказу влиятельных господ он такую партию нам как по нотам разыграл? Прав ты был, Никитушка, бодровская рука за всем этим чувствуется. Бодровы его сюда вызвали, а он и рад стараться. Такой человек тебе ещё не то сотворит – не побрезгует. Ульяну, безгрешную душу, обрядом чёрным в наш мир вытащить! Никого не жалеет – ни её, ни государя, ни, прости Господи, Лидию… Я ить не видела его, токмо голос слышала, а и от голоса того холодок по сердцу. Молодой ведь он, а ни перед чем не останавливается.
- Бабуль, что нам делать теперь? Ульяна в царском тереме, Твардовский её руками контролирует армию воскресших. Я просто не подберусь к ней.
- Подумать надобно, Никитушка, - вздохнула бабка. – Они тебя к ней, вестимо, не подпустят, Ульяну сейчас пуще глаза стерегут.
- Но и сидеть сложа руки мы не можем. Ладно, давайте закругляться, утро вечера мудренее.
- И то верно, - одновременно кивнули Еремеев и Яга. – Пойду я, пожалуй, - сотник встал, надел шапку. – Ты к которому часу меня ждёшь завтра?
- Приходи часам к восьми, - подумав, предложил я. – Как раз к завтраку успеешь.
- Ну и договорились. Спокойной ночи вам, хозяева.
Еремеев ушёл, мы с Ягой остались.
- Бабуль, я ещё немного порассуждаю. Просто чтобы логически закончить день. Вся эта заваруха из-за того, что боярскую думу во главе с Бодровым не устраивает Лидия в качестве царицы. Вам это кажется достойным поводом?
- Кажется, - совершенно серьёзно кивнула бабка.
- А мне вот не кажется! В итоге мы имеем армию мертвецов и Ульяну на троне!
- Никитушка, при всей моей симпатии к Лидии, Ульяна… Она четырнадцать лет за государевым плечом стояла, и в горе и в радости с ним была. Хворых лечила, душу свою за народ русский на куски рвала. Церкви её именем строились, войны прекращались. Лишь мыслию единой она жила – Гороху нашему наследника подарить. Да вот не дал Господь. Мученица святая, на небесах ей место. Как она лечила – так даже я лечить не могу. Она лишь рукой касалась – и люди вставали, а мне для того живая вода да заклинания нужны, ибо грешная я. Ежели выбор перед народом встанет – дык лишь Ульяниным именем тут дела вершиться будут.
- Так Твардовский этим и пользуется, - хмуро буркнул я. – Я одного не понимаю, почему она ему подчиняется?
- Она пришла на зов мужа своего, - вздохнула бабка. – Он должен был лишь увидеть её, а он, страстию великой поглощённый, супостату дозволил её в наш мир вытащить. Любит она государя нашего, лишь рядом с ним да в молитве душа её спокойна. А иноземец, видимо, знанием тайным владеет, держит её чем-то. Не дай бог тебе такой любви, Никитушка.
- Да уж… бабуль, но ведь сама-то она думать может? Она же понимает, что эта армия опасна?
- Нет. Это обычные люди. Они вернулись к своим семьям, к детям, мужьям и жёнам. Нет в том ничего плохого и не будет, покуда намерения поляка на то не повернут. А тогда уже, Никитушка, поздно будет.
На этой унылой ноте мы с Ягой решили закончить обсуждение. Всё равно ничего нового не придумаем, да и настроение ниже плинтуса. Пан Матеуш Твардовский – незнакомый, непредсказуемый враг, автор сложной и какой-то очень подлой схемы по возвращению государя под власть боярской думы. Вот казалось бы, смертей в этом деле гораздо меньше, чем во всех остальных, что я расследовал. Народ воскресает, все радуются… а ощущение всё равно как от чего-то гадкого, холодного и скользкого. Так не должно быть. Если ты умер – то это навсегда. Нельзя так легко играть чужими судьбами, как это делал наш новый знакомый.
Спал я беспокойно. Мне снова снилась Ульяна – успокаивающе гладила меня ладонью по лбу. А ещё почему-то движущиеся ворота, абсолютно бесшумно – туда-сюда, туда-сюда на своих полозьях. Я проснулся совершенно разбитым ещё до того, как петух впервые за утро подал голос.
Яга не задавала лишних вопросов, молча сунула мне пузырёк с лечебной настойкой и мерную ложку.
- Токмо одну, Никитушка, ты и так зело часто его принимаешь. Любое лекарствие в великих дозах – яд.
Я кивнул, накапал себе настойки в ложку и выпил. Хорошо хоть руки не тряслись, а то половину бы расплескал. Минут через десять я уже смог разлепить глаза, избавившись от ощущения насыпанного в них песка.
Позавтракать нам не дали – примчался взъерошенный стрелец.
- Фома Силыч передать просили, Маргарита приехала!
- Откуда приехала? – ещё не особо соображая после сна, тупо спросил я. Хотя цепляться-то надо было за другое: она в городе.
- Через западные ворота верхом промчалась, сейчас у государя.
- Понял, - встряхнулся я. – Митька! Коня мне!
Я собрался с рекордной скоростью. Надел фуражку, сунул в планшетку блокнот, на ходу чмокнул бабку в щёку и вылетел за дверь. К государю я летел так, словно меня сам чёрт за пятки хватал. Мы с Фомой столкнулись у самого крыльца.
- Брать её надо, лису хитрую, - глухо, не терпящим возражений тоном сообщил сотник. После того, что нам вчера сообщил Твардовский, вина боярыни была практически доказана. Мы взлетели вверх по лестнице.
Горох не был любителем спать до полудня, как большинство бояр в думе, но и в восемь утра не поднимался. А сейчас и было от силы половина седьмого. И, что самое интересное: а сама боярыня-то? Хотя тут мне казалось более логичным, что она ещё не ложилась.
Дежурные стрельцы молча указали нам в сторону государева кабинета. Мы промчались по коридору, пинком вышибли двери и влетели в помещение. Повисла неловкая пауза. Мы остановились, пытаясь отдышаться. В кабинете находились четверо: Твардовский, Ульяна, боярыня Бодрова и не знакомый мне парень в форме стрельца еремеевской сотни. Фома взглянул на него и невольно сделал шаг назад.
- Игнашка!
Я застыл с разинутым ртом. Получается, это тот самый Игнашка Гришин, который бесследно исчез во время слежки за боярыней, оставив вместо себя чей-то обезглавленный труп? И что вообще простой стрелец делает в столь странном обществе? Мёртвая царица, колдун-иностранец, высокомерная супруга боярина Бодрова… и парень из сотни Еремеева. Странно как-то, не находите?
Игнашка, в свою очередь, на появление начальства отреагировал достаточно спокойно. Что эти четверо вообще здесь делают таким составом в несусветную рань? Напоминало по меньшей мере заговор. Если так, то я ждал чего угодно: что они испугаются, попытаются бежать, да хотя бы ругаться начнут…