С противоположного конца площади на меня смотрел Твардовский. Увидев, что я его заметил, он кивнул мне и неторопливо направился к нашу сторону.
- Боярыня передаёт вам привет.
- Вы..! - я даже не сразу подобрал нужное ругательство.
- Сегодня утром я снабдил нашу армию оружием. Они ждут моего приказа, - едва уловимо улыбнулся он. - Вы всё ещё жаждете крови?
Ульяна медленно поднялась с колен. Фома по-прежнему выглядел совершенно жутко, но дышал уже ровнее. Она повернулась к поляку и быстро заговорила по-французски. Я по-прежнему не понимал ни слова. Они спорили минут пять: теперь уже она нападала, он защищался, пытаясь её в чём-то убедить. Затем она взглянула на Гороха.
- Ты позвал меня, и я пришла. Мне сказали, что я смогу увидеть тебя. Эти люди поверили мне и пошли за мной. Грех на мне, кровь на моих руках…
- О чём ты? - государь положил руки ей на плечи. - Они несут радость.
- Если я не остановлю их, они принесут смерть. Будет война.
Она стояла перед государем — маленькая хрупкая женщина. Однажды потеряв её, он надеялся, что сможет её вернуть.
- Я хотела быть рядом с тобой.
- Я тебя больше не отпущу, - Горох попытался прижать её к себе, Ульяна мягко отстранилась.
- У тебя должна быть другая жена. Должны быть дети. Видно, грешная я… но я увидела тебя. Теперь я могу уйти.
- Ульяна, не смей! - я не сразу понял, что этот панический крик принадлежал поляку. С пальцев женщины, касавшихся груди государя, посыпался серый песок. Рассыпáлись её руки, рассыпáлось всё её тело. Иллюзия исчезала. На миг я увидел выбеленные временем кости, но рассыпались и они. Через пару минут на месте, где стояла Ульяна, осталась лишь горка серого песка. Горох по инерции сжал пальцы, словно всё ещё пытаясь её ухватить, и осел мимо лавки на землю.
Твардовский, белый, как бумага, беспомощно открывал и закрывал рот. Мы как-то забыли о нём. Первой опомнилась бабка — сложила пальцы, и с них сорвалась маленькая шаровая молния. Поляк легко отбил её, но в ответ нападать не стал — молча развернулся и ушёл. Стрельцы попытались было его схватить, но не смогли даже приблизиться. Через несколько минут он исчез из виду. Чёрт с ним, пусть убирается из города.
Еремеев открыл глаза и взглянул на нас уже более осмысленно. Это была, наверно, лучшая новость за сегодня. Мы не стали ни о чём его спрашивать, просто погрузили на телегу и отправили домой. Придёт в себя окончательно — тогда и поговорим.
Я уселся на землю рядом с государем. Говорить не хотелось. Да особо и не о чем было. Он только что второй раз потерял Ульяну. Слова тут были не нужны.
Примчались патрульные с Червонной площади.
- Воевода! Народ на площади в песок рассыпается!
- Знаю.
Внезапно я понял, что должен успел сделать ещё одну вещь. Просто потому, что, если не успею, не смогу себе простить.
- Бабуль, я скоро.
Думать будем потом. Я позаимствовал у одного из парней коня и сломя голову помчался в храм Ивана Воина.
Я успел. Пёс сидел у ворот и ждал. При виде меня он поднялся на лапы и завилял хвостом. Я спрыгнул на землю и рухнул перед ним на колени. Барбос поставил лапы мне на плечи и счастливо облизал лицо. Я сморгнул навернувшиеся слёзы.
- Спасибо, дружище. Спасибо…
На миг мне показалось, что движущийся лабиринт вновь окутал нас душной земляной тяжестью. Я не вышел бы оттуда, если бы не этот пёс, совершенно обычная дворняга. Я уверен, тебе там будет хорошо.
Я крепко прижал его к себе. Он в последний раз лизнул меня в нос, а потом тоже начал рассыпаться. Серый песок был почти неотличим по цвету от моей формы.
Не знаю, сколько я там сидел. Меня никто не трогал. Потом, собравшись с мыслями, встал, взобрался на коня и поехал в отделение.
Яга меня ждала.
- Кажись, всё, Никитушка… - она тихо подошла и перекрестила меня. Я обнял бабку в ответ.
- Всё. Их нет больше.
Потом мы сидели за столом и абсолютно пустыми глазами смотрели друг на друга. Не было сил не то что говорить — думать. Это дело высосало нас так, как ни одно из предыдущих. Мы безумно, совершенно не по-человечески устали. Не знаю, как Яга, а я не испытывал ничего — ни радости, ни облегчения. Мы прошли по краю пропасти.
***
Бодров в Лукошкино так и не вернулся. Они проиграли. План, выверенный до мелочей, направленный на разжигание гражданской войны и дискредитацию царской власти, провалился. Насколько я знаю, спустя пару дней Горох виделся с Маргаритой. Мы все были слишком вымотаны этим делом. Государь проявил неслыханное снисхождение и даже не стал пытаться их судить — просто велел уехать.
Свадьба Лариски получилась торопливой и скомканной. Венчали их в спешке, без особого застолья и гостей. Мне почему-то было перед ней стыдно: девушка наверняка ждала роскошное торжество, и, если бы я не влез в планы её родителей, всё прошло бы как надо. Но я как обычно влез некстати.
Она приехала ко мне на следующий день после свадьбы. Из огромного поместья вывозили вещи, руководила всем этим Маргарита. Новоявленная польская королевна оказалась временно не у дел.
Яга тактично удалилась в свою комнату, и мы остались в горнице одни.
- Поздравляю, Лариса Павловна.
- Спасибо, - она улыбнулась и опустила взгляд. Мне захотелось обнять её, но я не мог себе этого позволить. - Никита Иванович, обещайте мне…
- Да?
- … что у вас всё будет хорошо. Вы будете счастливы? Ради меня.
- Я постараюсь, Лариса Павловна.
Она подошла и поцеловала меня в щёку, после чего молча развернулась и вышла. Я застыл посреди горницы, не в силах сдвинуться с места. Лариска уехала. Больше я её не видел. Спустя ещё несколько дней уехала и боярыня.
Епископ Никон действительно оказался замешан в этом деле по уши. Именно он сообщил Твардовскому, где следует искать Ульяну. И именно его люди проводили поляка в подвал под собором. Епископ полностью поддерживал идею смены династии и ни единым словом не препятствовал обряду, в результате которого душа Ульяны вернулась в наш мир. За сокрытие страшного греха и сопутствующие действия патриарх лишил Никона епископского сана и повелел удалиться в монастырь для замаливания грехов.
Я встретился с ним накануне его отъезда. Я привык его видеть в расшитом золотом одеянии, а потому не сразу узнал в простой чёрной рясе. Епископ смерил меня обжигающим взглядом, но смолчал.
- Отче, у меня остался один вопрос. Как она попала в подвал?
Он ответил не сразу. Да, его лишили сана по моей вине. Но мне было абсолютно не стыдно.
- Сама о том попросила.
- Что?!
- Четырнадцать лет Ульяна на троне была. О наследнике молилась ежедневно и еженощно, а токмо не дал Господь… не могла она так боле. Пришла ко мне исповедаться. Да и попросила замуровать её в подвале, дабы остаток жизни своей грехи замаливала, чтобы новую супругу Господь государю нашему послал. Любила она его.
- И вы её послушали?!
- Да. Я отвёл её в подвал, там же мои люди её в комнате тайной заперли, как она того просила. Она мученица святая, участковый, она в молитве ни боли, ни голода не чувствовала. Я не мог ей отказать.
У меня похолодело в груди. Я выходил из Никольского собора на ватных ногах.
Спустя примерно месяц царица Лидия лично заложила первый камень в фундамент часовни при царском тереме. Я не сомневался, что отец Кондрат в скором времени будет добиваться, чтобы Ульяну причислили к лику святых. И на иконах её будут изображать непременно в окружении детей, которых она так любила. Кажется, и у меня в городе скоро появится ещё одно место, где я буду отдыхать душой.
Единственное, что в деле по-прежнему осталось для меня загадкой, - так это содержимое таинственного сундука. Спросить мне больше было не у кого. Впрочем, я не сомневался, что рано или поздно узнаю, вот только это будет уже другая история.