Получится, что я не только не воспрепятствую творящемуся маразму, но и сам лишусь возможности напоить Ванятку тем же аспирином, который у меня еще имелся. Нет уж, тут надо брать только хитростью, а чтобы ее не смогли отвергнуть, густо замесить ее на святости. Тогда да, в сторону не отметешь, кощунство.
Бабки это тоже хорошо понимали, а потому мое предложение с ходу не отмели и даже не решились вступать со мной в дебаты, устроив вместо этого очередное совещание. Я не препятствовал, хотя старался прислушиваться, чтобы заполучить лишнее время для обдумывания своих контрдоводов на их возражения. Попутно вспомнилось, что у меня есть еще один тезка – какой-то византийский император Константин. Будучи при жизни большой сволочью и сыноубийцей, он после смерти был назначен церковью равноапостольным за то, что разрешил христианам свободно молиться. Получалось, что он на порядок круче обычных святых. Значит, можно присобачить к семи отрокам заодно и его. Ну вроде как подкрепление. Отроки – пехота, а император будет у нас танком.Тяжелым КВ-2.
Если уж и он не протаранит их оборону, то придется карабкаться выше, к самому любимому на Руси святому – Николаю-угоднику. Хотя он и не мой тезка, зато его все почитают. К тому же имелись в запасе и покровители самого Вани. Один только Иоанн Предтеча с Иоанном Богословом, который апостол, чего стоили. Это уже не танки – тут попахивает авианосцами. А уж наврать что-нибудь, да еще привести подходящие примеры излечения с их помощью, мы мигом. Нам оно раз плюнуть. И вообще с такой нехилой ратью воевать и воевать, хотя Трифон Косой и Мефодий Плакальщик тоже немалая сила.
Бабки, пошушукавшись между собой, почуяли, что я буду сражаться до победного конца, и нехотя предложили мне компромисс – я стану поить своей святой водой, а они своей. Кашу маслом не испортишь – пусть мой Константин-отрок действует рука об руку, точнее об ногу, с Трифоном Косым и Мефодием Плакальщиком.
У меня возникли сомнения. Навряд ли жалкая таблетка аспирина сможет управиться с тем обилием микробов, которых они вместе с водой вольют в больного мальчишку. Нет уж. Вслух я озвучил другую, доступную для них причину отказа, заявив, что Ивашка мою воду уже пил, и если теперь добавить к одной святости другую, то получится намного хуже – вторая обидится, почему ее не позвали сразу, и помогать не будет, а первая от такого недоверия тоже отвернется от больного. Получилась ахинея, но проглотили они ее легко – сами такие, и после второго импровизационного совещания мой довод был признан весомым. То есть никакого омовения и питья. Ура!
Но это была моя единственная победа. В остальном же шарлатанки – а иначе я их назвать не могу, язык не поворачивается – взяли безоговорочный верх, а я поплелся в свою светелку разводить в воде очередную таблетку аспирина, успокаивая себя мыслью о том, что при нервной горячке главное – сбить высокую температуру, а все остальное второстепенно, так что навредить мальчишке они навряд ли смогут, а свечи и молитвы пусть будут, раз уж им так хочется. Пользы с них, конечно, как с козла молока, но и вреда однако ж тоже никакого. Хай читают хоть всю ночь.
К тому же, насколько я знаю, под телевизор и монотонный голос диктора намного быстрее засыпается и гораздо крепче спится, вот и пускай выступают в роли ящика с голубым экраном. Крепкий сон мальцу нужнее всего, а уж проветрить помещение от их дымовой завесы я всегда успею.
Таблетки кончились именно в тот день, когда Ваня пошел на поправку, и я вздохнул с облегчением. Слабый – не страшно. Ему пешком не идти. Конечно, в таком состоянии лучше бы с недельку поваляться дома в теплой постельке, но времена и обстоятельства не выбирают. Либо ты к ним приспосабливаешься, либо… Продолжать не стану – очень уж мрачно.
Начал я беседу с Агафьей Фоминишной с выяснения, где находится ее родительский дом. Оказалось, где-то под Костромой. Также попутно узнал, что батюшка ее тоже князь, родословную возводит аж к Оболенским, хотя будет из захудалых, младшей ветви. После этого можно было принимать решение. Какое? Конечно же отъезд, и чем быстрее, тем лучше. Тут-то все и началось.
– Так ведь двор враз в запустенье придет,- изумилась она.- Опять же из холопов половина разбежится, и что я сыну оставлю?
– Себя! – рявкнул я, досадуя на беспросветную глупость.
– Себя…- насмешливо протянула она.- Больно мало. Его чрез десять годков женить придется, так какая дура замуж пойдет, ежели у него ни кола ни двора? А сама я кем там буду, у родителев-то? Чай, у меня братья все женатые. Тут я сама себе хозяйка, а там шалишь – там ключи у невесток в руках.