Харом, счастливо пребывая в Эссенариуме вместе с Фатенот, позабыл обо всём на свете, наслаждаясь обществом любимой, а если вспоминал о ком, так только о Маргине, причём с благодарностью, извлекая из своих глифом её наставления в деле охмурения женского сердца.
Поскольку у него имелось одно и самое дорогое сердце, а именно, сердце любимой, то он считал своим долгом использовать весь арсенал обольщения, доставляя любимой удовольствие. Фатенот, никак не ожидавшая от Харома такой изощрённости в любовных ласках, заподозрила его в том, что годы разлуки Харом провёл в окружении гарема, но искренность, с которой он её любил, сразу разоружила её и она отвечала такой же открытостью.
Идиллия, продолжавшаяся так долго, не могла длиться вечно, по правилу бутерброда, и в один прекрасный день тот шлёпнулся маслом вниз. Несмотря на непроницаемый купол, чтобы никто не тревожил их покой, однажды утром в их постель шлёпнулась огромная марка, шевеля крыльями, как бабочка, и Харом с удивлением её открыл.
«Каких обстоятельств?» — подумал Харом и, зная брюзжащего Сазана, решил, что использует всё своё влияние, чтобы никаким образом не навредить Фатенот, тем более что за собой вины не чувствовал.
— Что случилось? — тревожно спросила Фатенот, но Харом её успокоил.
— Ничего плохого, мы с тобой совершим маленькое путешествие по планете Глаурия.
Тем не менее, он отправил сообщение Судьбам Времён, чтобы они прислали ему освобождение от работ Фатенот. Некогда сердитые совы, а теперь весьма довольные собой и работой гуцулок Судьбы Времён, испугались, что Фатенот возвратится назад, лишив их мелких радостей жизни, что у них были, а в особенности пения по вечерам гуцульских коломыек.
Поэтому, они прислали пространный лист бумаги с двумя печатями, в котором давали Фатенот бессрочный отпуск на все времена, а попросту говоря, уволили её с работы. Харом сохранил бумажку, спрятав её в девятом измерении, чтобы никакая зараза, не стырила документ.
Чтобы лететь с комфортом для Фатенот, он поднял Эссенариум в воздух, а в главном зале сделал прозрачный пол, чтобы она могла наблюдать за Глаурией с высоты. Фатенот вначале боялась стоять на прозрачном полу, ощущая себя неуверенно, но рядом находился Харом, что придавало ей смелости. Когда пролетали над Землёй Харома, одинокая каменная фигура на берегу её заинтересовала.
— Кого-то она мне напоминает, — сказала она, а Харома выдал цвет лица: иногда он по-прежнему тушевался перед Фатенот.
— Это ты, — засмеялась она и повисла у него на шее.
— Я его снесу, — пробурчал Харом, но Фатенот замахала рукой:
— Не нужно, он так украшает берег.
Одно из племён рао, ведущее пленника к статуе, задрав голову, видели странный воздушный остров и даже не подозревали, как им повезло, что их не заметила маленькая женщина в небе. Иначе, с её добрым сердцем, им бы не сносить головы.
Перед горами материка Харом поднял Эссенариум так высоко, что взглядом можно было охватить всю Страну Маргов и Фрей. Фатенот, заворожённо глядя на вниз на игрушечную Глаурию, изредка покрытую облаками, восторженно произнесла:
— Всё это сделал ты?
Харом промолчал, но светящиеся глаза, устремлённые на Фатенот, были красноречивы: он сделал эту планету для Фатенот, превратив её чувства и мысли в Глаурию, и, чтобы быть объективным, планету следовало назвать её именем.
Хенк и Анни, находясь внутри шара, который создала Маргина, чувствовали себя неважно и не видели, как Мо стянул сеть и оторвал Странника от амомедаров. Обездвиженный враг болтался всего лишь на нескольких симпотах Мо, но ничего сделать не мог. Мо хотел прихватить с собой амомедаров, но Маргина его остановила:
— Брось ты эту гадость! От этих амомедаров не знаешь, где явь, а где глюки.
Они поднялись над планетой Эраннер и потянули Странника на Глаурию. Вопли Анни, чтобы их выпустили на свободу, надоели Маргине, и она сделала себя прозрачной, отчего Анни, увидев под собой пропасть, усеянную звёздами, стала вопить, как резанная. Маргина на крики не обращала внимания, и вскоре Анни затихла. Она осмысленно посмотрела на Хенка, сидевшего молча, и сказала:
— Извини, я испугалась, — после чего принялась хихикать. Мо, плывущий рядом с Маргиной, озабоченно спросил:
— Ты снова добавила им кислорода? — на что Маргина только хмыкнула.
— Русские не сдаются! — раздалось вдали, и Маргина обернулась: оживший Странник дёргался в сетке, но ничего сделать не мог.