– Я счастлива видеть вас, мой император, – начала она учтивую формулу придворной дамы, но Наполеон, показывая часы, перебил:
– У меня много государственных дел и мало времени, баронесса. В углу кушетка, я попрошу вас прилечь на нее и приподнять платье…
Если Леймон и смешалась, то только на несколько секунд. Она слышала истории про трехминутную «кушеточную» аудиенцию, во время которой Наполеон не снимал одежды, сапогов со шпорами, а иногда и не отстегивал шпагу.
– Ваше желание – закон, мой император!
Она прошла в указанном направлении и легла, максимально облегчив доступ к нижней части своего тела. От холода нежная кожа тут же огрубела и покрылась пупырышками. Маленький человечек тяжело навалился сверху. На этот раз он был без шпаги и шпор, то есть практически обнаженным. Все закончилось раньше, чем иссякла песчаная струйка в часах. Он встал, застегнулся.
– Благодарю вас, мадам! Желаю успеха в выполнении вашей ответственной миссии. Вы свободны. Скажите Сокольницкому, что он тоже может располагать своим временем. И пригласите ко мне генерала Годе.
Баронесса вышла из апартаментов императора через пять минут после того, как вошла.
– Получили инструктаж? – спросил Сокольницкий, испытующе рассматривая лицо женщины. Но никаких следов происшедшего увидеть не смог.
– Да, – кивнула она. – Император разрешил вам уйти.
И, повернувшись к ожидающим приема посетителям, объявила:
– Император просил зайти генерала Годе.
– Благодарю вас, мадам!
Высокий широкоплечий брюнет с золотыми эполетами поднялся со стула. У него было мужественное симпатичное лицо. Кивнув баронессе и внимательно осмотрев ее с ног до головы, он вошел в апартаменты Наполеона.
– Годе! Где вы там ходите? – раздраженно встретил его маленький человек. Он снова стоял у камина и смотрел в огонь.
– Жду ваших приказов, мой император!
– Только что Сокольницкий докладывал мне, что действия вашей команды вызывают недовольство русских…
Люсьен Годе скорбно кивнул, соглашаясь.
– На их месте я бы тоже был собой недоволен, мой император. Но мы собрали уже больше пятидесяти пудов золота…
– И, тем не менее, надо дружить с местным населением, опираться на его помощь в борьбе с варварами, которые поджигают собственный город!
– Поверьте, мой император, мы делаем, что только можно.
– И каковы же успехи?
– Час назад были расстреляны двенадцать поджигателей.
– Двенадцать?! – Наполеон повернулся, внимательно посмотрел ему в глаза. – Вы их застали на месте преступления? Всю дюжину?
– Не совсем так, мой император. Помог дружески настроенный местный житель, патриот. Он дворянин. По его информации мы задержали всех заговорщиков в одном купеческом доме, где происходило их собрание… И керосин нашли, и факелы…
– Их допросили? Они признались?
– Допрашивал капитан Просак. Он не сомневался в их виновности. И я отдал соответствующие распоряжения…
Император свел брови.
– Не хотел бы я, чтобы кто-то когда-нибудь сказал: «Наполеон пользовался услугами предателей»…
– Но, мой император… – генерал Годе сделал несколько нерешительных шагов к Наполеону. – Вы сами можете поговорить с этим человеком и убедиться в его искренности. Он ждет в приемной. Возможно, вы сочтете возможным наградить его… Ну, так – какой-то подарок или слово благодарности… Это могло бы иметь определенный позитивных резонанс у населения…
– Да? – в раздумье процедил Бонапарт. – Резонанс, резонанс… Пока он разнесется и принесет что-то позитивное, мои солдаты просто вымерзнут в этой варварской столице. Впрочем… Давайте сюда вашего патриота.
– Месье Опалов! Граф! Прошу вас, – подойдя к двери, чуть повысил голос генерал.
Из полумрака приемной, где терпеливо переминались с ноги на ногу несколько офицеров и штатских, показалась крупная тень в гражданской шинели с меховым воротником. Она опасливо вплыла в императорские апартаменты и, нерешительно шагнув, застыла на месте.
– Ну, что же вы? – нетерпеливо сказал император. – Идите сюда, к огню. Я хочу взглянуть на вас.
Тень сделала еще несколько шагов к столу. Пламя камина осветило одутловатое, с обвисшими щеками лицо. Напряженные черты, преданное выражение глаз, вся подобострастно подавшаяся вперед фигура свидетельствовали о высочайшем почтении, преданности и благоговейном трепете.
«Слизняк!» – определил император.
– Кто вы? – резко спросил Наполеон, пытаясь в неверном свете камина лучше разглядеть ночного гостя.
– Честь имею представиться, – ответил на прекрасном французском языке «патриот». – Граф Опалов.