Выбрать главу

«А датским подданным,— спрашиваю,— наводкой и скупкой краденого дозволено заниматься?»

Я, говорит, Ленину и Троцкому жаловаться буду.

Это, отвечаю, пожалуйста. Хоть Предсовнаркому, хоть Наркомпроду. Кому хочешь, голубчик, жалуйся. На это у нас теперь полная свобода. А дверь, будь любезен, открывай, а то взломаем. Открыл. Понял, что деваться некуда: Ленин и Троцкий далеко, а мы — рядом.

Произвели у него обыск. Персидскую бронзу из собрания Халатова изъяли, шесть картин, этюды всякие, рисунки, скульптурки и вот это...

Субинспектор покопался в заваленном папками громоздком шкафу и положил перед Яровым плотной бумаги конверт.

— Если желаете, можете взять.

— А что здесь?

— Фотографические карточки его — и приличные, и не очень, вырезки из газет...

— Ну что ж, пригодится,— сказал Яровой, запихивая конверт в портфель.— Расписку вам написать?

— Пустое,— махнул рукой субинспектор.— Конверт-то у нас случайно завалялся, забыл выбросить.— Волков не дурак поговорить, явно стосковался по благодарному слушателю, а Яровой в этом смысле был безупречен, и субинспектор просто жаждал доставить ему удовольствие.

— Спасибо за конверт.

— Пустое! — повторил Волков.

— Чем же эта история закончилась?

— А чем она могла кончиться? К Ленину и Троцкому он, понятно, не пошел, а к моему начальству завернул, намекнул, что немцы этим инцидентом очень даже недовольны будут, и протест заявил.

— Ну и как?

— Что как? Протестов у нас по сто на день. Налетчики протестуют, пострадавшие протестуют, воры протестуют, проститутки протестуют. После 17-го года все только и знают, что протестуют. Да-с. А насчет подданства он не соврал: действительно, датское. Что же касается до немцев... В германском посольстве он служил, потому его и не взяли, не то что испугались, а поосторожничали. Вот такой водевильчик мы тогда станцевали с куплетами и дивертисментом... Травести, травести, где мне время провести!

Яровой спросил, где теперь находится дама с роскошным бюстом и вор-интеллигент Васька Дубонос.

— А где им быть? Оба в Москве. И оба при своем деле. Васька ворует, а мадам Усатова своего нового квартиранта окручивает. Намедни встретил ее на Трубной — бутончик, так глазками и стреляет. Ежели нужны, разыщем — и его, и ее. Разыскать?

— Да нет,— сказал Яровой.— Покуда не требуется. А в случае необходимости...

— Ну что ж, так и порешим. Ежели потребуется, милости просим. Как говорится, чем богаты, тем и рады.

Теперь оставалось лишь встретиться с украинскими товарищами.

По замыслу Ярового — а этот замысел приобретал все более четкие очертания— именно им предстояло выполнить самую главную часть задуманной операции «Перстень Люцифера».

Первый съезд коммунистов Украины, который состоялся в Москве в июле 1918 года, ликвидировал так называемую «Повстанческую девятку» и образовал Всеукраинский центральный военно-революционный комитет (ВЦВРК). Его председателем стал Андрей Сергеевич Бубнов. Уезжая из Петрограда, Яровой предусмотрительно запасся письмом Яковлевой к председателю ВЦВРК. Благодаря этому письму Бубнов, относившийся к Яковлевой с большим уважением и симпатией, тут же его принял, выслушал и без долгих разговоров связал с сотрудниками организованного при ВЦВРК для руководства украинским большевистским подпольем и партизанским движением Загранбюро ЦК КП(б)У.

Собеседник Ярового, плотный кряжистый человек с седым бобриком густых жестких волос и выцветшими голубыми глазами, когда Яровой ознакомил его с киевской частью предполагаемой операции, спросил:

— Небось театром увлекались в гимназии?

— И в гимназии, и в университете.— подтвердил Яровой.— А что, театральщиной отдает?

— Есть немного.

— Значит, плохо?

— А вот этого я не говорил. Хороший театр не такая уж плохая штука. А какой театр без театральщины? Нет такого театра. Театральщина нужна. В меру, но нужна. Так что я не в укор, а для уточнения. Сам театрал и в любительских спектаклях в молодости участие принимал. И героем-любовником был, и благородным отцом, но лучше всего у меня суфлерство получалось. Очень хорошим суфлером был.

— Ну и какова пьеса, которую я вам предлагаю?

— Не Шекспир и не Мольер.

— Об этом я подозревал.

— А так вроде бы ничего, даже если учитывать, что публика в Киеве достаточно избалованна, а немцы все-таки представители европейской культуры. Нет, к пьесе особых претензий нет. Вы, безусловно, человек не без способностей. Но ведь спектакль не только от пьесы зависит. И режиссер требуется хороший, и художник, и гример, и костюмер, и осветитель...