Исполнение сего постановления возложить на Комиссариат народного просвещения»
Документ заканчивался словами:
«Поручить Народному комиссариату просвещения разработать в 3-дневный срок проект декрета о запрещении вывоза из пределов Российской Социалистической Федеративной Республики картин и вообще всяких высокохудожественных ценностей — и проект этот представить на рассмотрение Совета Народных Комиссаров».
Аксель Юрберг никогда не испытывал симпатии к большевикам и вместе с другими шведскими офицерами генштаба был крайне возмущен, когда мэр Стокгольма социалист Линдхаген, выступая в январе 1918 года в Петрограде на митинге в цирке «Модерн», не только приветствовал большевистский переворот, но и заявил, что «весна социалистической эры, занявшаяся над Россией, совершит свое победоносное шествие через все остальные страны».
Нет, «весна социалистической эры» и большевизм Швеции не угрожают. Шведы слишком любят порядок и своего короля, которому ежегодно выплачивают по цивильному листу около полутора миллионов крон, отдавая тем самым священный долг своим историческим традициям. Юрберг не сочувствовал большевизму. Но этот декрет русских большевиков, которые чудом удерживаются у власти в громадной дикой стране и не сегодня завтра вновь станут эмигрантами или будут безжалостно казнены, как это принято в России, где человеческая жизнь никогда ничего не стоила, вызывал невольное восхищение. Обреченные думали не о себе, не о своих интересах, а о стране, о русском народе и принадлежащих ему художественных ценностях.
Да, граф Мирбах и бывший русский подданный, а ныне агент немецкой (только ли немецкой?) секретной службы получили хороший урок истинной любви к отечеству. Правда, воспользоваться этим уроком граф не успел: в начале июля 1918 года он был убит в Москве во славу мировой революции какими-то фанатиками. Мир праху его!
Но для чего все-таки господин Ковильян изволил прибыть в Стокгольм?
Вряд ли для того лишь, чтобы посетить лучшие в Европе бани на Стюрегатан, со вкусом пообедать в модном ресторане, а вечером отправиться в Королевскую оперу или посидеть с красоткой в шикарном баре «Гранд-отеля».
Помощник Юрберга лейтенант Олав Тегнер, человек молодой и, как свойственно молодости, поспешный в выводах, готов был поставить сто крон против одного эре, что приезд Ковильяна, ставшего с легкой руки покойного графа Мирбаха чем-то вроде шпиона-дипломата, прямо или косвенно, но связан с августовским совещанием в Спа, о котором шведская разведка получила информацию неделю назад.
На этом важном совещании от немцев присутствовали император Вильгельм II, начальник генерального штаба генерал-фельдмаршал Гинденбург, его помощник генерал Людендорф и канцлер Гертлинг, а с австрийской — император Карл I, министр иностранных дел Буриан и начальник генерального штаба генерал Штрауссенбург,
Участники совещания с сожалением признали, что после успешных летних наступательных операций войск Антанты на западном фронте страны Четвертого союза безвозвратно потеряли стратегическую инициативу. Обстановка на фронтах усугублялась крайне тяжелым экономическим положением Германии, Австро-Венгрии, Болгарии и Турции, антивоенными настроениями в самых разных социальных слоях населения, нехваткой рабочих рук на промышленных предприятиях, отсутствием военных резервов, трудностями с сырьем и продовольствием.
Все участники совещания пришли к единому выводу: необходимы мирные переговоры.
И лейтенант Тегнер был уверен, что Германия и Австрия должны обратиться за посредничеством в предстоящих переговорах между воюющими сторонами к Швеции.
Но, по мнению Юрберга, версия его помощника покоилась на слишком многих «если». Если странам Четвертого союза потребуется посредничество... Если посредником окажется шведский король... Густав V, конечно, был в Европе популярной и достаточно авторитетной фигурой, но отнюдь не идеальной. И как раз то, что могло нравиться в Густаве политическим кругам республиканской Франции, вызывало некоторую настороженность в Германии и Австро-Венгрии. Кроме того, Юрберг считал, что Вильгельм II и Карл I, хотя и являются трезвыми политиками, вряд ли забыли о принадлежности Густава к дому Бернадодта, того самого лихого наполеоновского маршала, который, будучи убежденным республиканцем, прежде чем стать шведским королем, ухитрился сделать на своей груди татуировку, провозглашавшую смерть королям.