Но победителем в этой гонке вышел все тот же одноногий генерал Скородумов.
Перед Владимиром вставала все та же финансовая проблема. Ибо, едва успела пронестись военная буря, как не подававшие о себе все эти годы никаких известий две старушки вновь запустили судебную машину.
В придворном вестнике «Знамя России» публиковались знакомые объявления, призывающие верноподданных жертвовать в казну великого князя.
ВСТРЕЧА НА ВЫСШЕМ УРОВНЕ
И вот однажды, когда Владимир был занят привычными заботами о хлебе насущном, начальник походной канцелярии ротмистр Вуич доложил:
— Багратиони-Мухранский! Царь Карталинский, Имеретинский, Мингрельский, Абхазский и всех грузин!
С тех пор как Владимир поселился в квартире офицерской вдовы, у него не было ни одной встречи на высоком уровне. И вдруг сам грузинский царь! Не означало ли это, что окружающий русского царя политический вакуум начинал заполняться?!
Ираклий Багратиони-Мухранский подвизался на Западе в качестве отпрыска грузинского царственного рода. Он выдавал себя за прямого потомка Ираклия II, Давида-Стройтеля, царицы Тамары и, опираясь на этих трех китов династии Багратидов, претендовал на роль грузинского царя. В том же немецком обозе, в котором Кира Романова со своим Фердинандом путешествовала в Москву и обратно, он двигался в Тбилиси. С тех пор Ираклий не тешил себя надеждами на грузинский трон, хотя царственный титул продолжал носить.
В Париже человек, именующий себя грузинским царем, представлял одну из американских фирм по торговле автомобильными шинами. Несмотря на скромное общественное положение, он был довольно популярен. Его знал и Старый и Новый Свет. Но скорее не как удачливого коммерсанта, а как пылкого любовника. Некоторые газеты даже описывали его похождения в разделе светской хроники.
К тому времени, когда Мухранский появился у Владимира, ему было за пятьдесят. Но держался он не по годам браво. Перед Владимиром предстал смуглолицый мужчина с гладко причесанными волосами и тоненькими усиками-тире. Одетый в элегантный светлый костюм из английской шерсти и модные ботинки, Мухранский выглядел человеком обеспеченным и выгодно отличался от своего русского коллеги.
Владимир при виде Мухранского принял подобающую его сану позу. Это должно было напомнить визитеру, что грузинские цари всегда были вассалами русских.
— Послушай, дорогой, брось эти церемонии! — сказал Мухранский. — Кстати, не возражаешь, если буду называть тебя на «ты»?! Нет?! Конечно, какие между нами могут быть церемонии! Ты — царь, и я — царь!
Владимир, который в своем непрезентабельном костюме чувствовал себя скованно, неопределенно кашлянул.
— Я, дорогой, к тебе по объявлению, — фамильярно беря русского царя за пуговицу, продолжал Мухранский. — Я, понимаешь, где-то прочитал, что ты уже милостыню собираешь…
— Позвольте! — возмутился Владимир. — Мы, как и каждый монарх, опираемся на своих верноподданных! Верные нам казаки и генералы решили пополнить государственную казну…
— Казна! Казна! — передразнил Мухранский. — А сам ходишь в таком костюме… Скажу тебе как брат брату: зря возишься с этими глупыми казаками и старыми генералами! С такой конторой, как у тебя, далеко не уедешь! Царь должен жить как царь! И бог!
Мухранский, как выяснилось в дальнейшем, посетил Владимира не ради того, чтобы засвидетельствовать ему свое почтение. У коммивояжера был коммерческий план, в котором русскому самодержцу отводилось не последнее место. Но как человек широкой натуры он не привык вести деловые разговоры за пустым столом.
— Слушай, ты уже обедал? — спросил он.
Владимир, который не мог предложить высокому гостю достойного угощения, замялся.
— Я приглашаю! — не давая ему раскрыть рот, сказал Мухранский. — Давай собирайся!
В ресторане «Шато Коказьен» Ираклий чувствовал себя как дома. Едва он переступил порог этого шикарного заведения, как к нему со всех ног бросились официанты.
— Накрыть стол по-царски! — распорядился Мухранский, направляясь со своим спутником в глубину зала.
— Зелень? Лобио?
Мухранский одобряюще кивнул головой.
— Сыр сулугуни на сковородке? На вертеле?
— На вертеле. Рыбу, шашлык и все остальное… Полдюжины кахетинского!
— Кахетинского нету, ваше величество! Это же Франция, ваше величество!
В «Шато Коказьен» у Мухранского имелся постоянный столик. Он стоял в неглубокой нише, стены которой были задрапированы текинским ковром. На ковре по восточному обычаю было развешано украшенное серебром кавказское оружие. Пол ниши несколько возвышался над общим уровнем, что давало Мухранскому возможность свободно обозревать весь зал.