— Здесь мы можем спокойно поговорить, — сказал Мухранский, пропуская Владимира вперед. — Можешь чувствовать себя как дома. Мой столик — твой столик!
Пока Владимир с любопытством изучал царившую в ресторане экстравагантную обстановку, два официанта священнодействовали у столика, доставляя одно за другим экзотические изделия кавказской кухни. За их действиями пристально наблюдал метрдотель, одетый в черкеску с серебряными газырями. Желая засвидетельствовать уважение своему венценосцу, кавказец то и дело свирепо округлял глаза и покрикивал на своих подчиненных.
— Осторожно, негодяй, тарелка горячая! Смотри не обожги его высочество!
Поскольку при всем этом Мухранскому уделялось гораздо больше внимания, чем его спутнику, американский коммивояжер вынужден был прояснить обстановку. Он подозвал метрдотеля и, наклонив голову в сторону Владимира, сказал:
— Этот господин тоже его высочество. Русский царь!
В этот момент официант с тяжело нагруженным подносом слегка задел Владимира локтем.
— Этот господин тоже его высочество. Русский царь!
— Что ты делаешь, бездельник! — набросился на официанта метрдотель. — Я же сказал тебе, что это их высочество! Оглох, да?!
Официант оторопело посмотрел на Владимира и недоумевающе уставился на метрдотеля.
— Ну чего смотришь? — рассердился метрдотель. — Этот господин его высочество, и тот господин его высочество! Два его высочества, понимаешь?
После двух-трех бокалов Мухранский продолжил начатый у Владимира разговор.
— Знаешь, что я тебе хотел сказать? Давай объединим твою контору с моей конторой. Понимаешь? Два двора — одна контора! Не понимаешь? Тогда слушай!
Представитель американской фирмы предложил Владимиру организовать беспошлинную перевозку грузов через франко-испанскую границу. Перевозки должны осуществляться под видом поставок грузинского царя русскому царю. Грузы, адресованные одной августейшей особой другой августейшей особе, пользуются дипломатической неприкосновенностью и обложению таможенными сборами не подлежат. Беспошлинные грузы дадут реальный экономический эффект Барыш на двоих. Но для этого Владимиру следует переехать в Испанию и основать там свой двор. Он должен будет вывесить на воротах андреевский флаг, поддерживать хорошие отношения с испанским каудильо и ходить в гости к проживающему в Мадриде Симеону Болгарскому. Все остальное сделают другие.
— Только двор должен быть как двор! — уточнил Мухранский. — С высоким забором! Чтобы пи-тич-ка не пролетела!
Владимир нервно скомкал салфетку. Двор, окруженный высоким забором, в Мадриде — это, конечно, не трон в Москве. Но зато он не будет больше в кабале у капризного французского лавочника! В общем и целом предложение Мухранского заслуживало внимания. Но в то же время возникали и некоторые опасения.
— Ну а вдруг все это раскроете? Возникнет, так сказать, пограничный инцидент?! Ведь это будет скандал!
— Что значит скандал? Две суверенные державы заключили договор! Ведут какой-то обмен! Кто имеет право вмешиваться?!
Владимира охватил коммерческий азарт. Он согласился участвовать в деле, но как представитель более могущественной короны потребовал себе львиную долю от предполагаемых прибылей.
— Пятьдесят процентов меня не устраивает. Шестьдесят и ни на один процент меньше!
— Двадцать и ни на один процент больше!
— Двадцать? Вы же сказали, барыш пополам!
— Я сказал барыш на двоих. Двадцать процентов тебе — восемьдесят процентов мне. Каждый получает столько, сколько вкладывает. Сколько можешь вложить?
Русский самодержец залпом осушил бокал. Единственный вклад, который он мог внести в общее дело, был андреевский флаг, да и то без древка.
— Вообще-то, — неуверенно сказал он, — в лондонском банке у меня четыреста миллионов золотых рублей. Но сейчас наша казна испытывает временные затруднения. Поэтому даже двадцать процентов…
— Знаю! — перебил Мухранский. — Двадцати процентов у тебя тоже нет. Деньги за тебя внесет твоя жена.
— К моему превеликому сожалению, этот выход для меня неприемлем, — возразил Владимир.
— Почему неприемлем?
— Бракосочетание монарха является ответственным государственным актом. У меня пока нет венценосной подруги.