Так кто же он? Роман Редлих или Александр Липперт? А может быть, просто у Алекса Липперта не одна фамилия? И не одно лицо?
Вот тебе и рубаха парень!
Мы дали понять господину Липперту, что теперь нам многое стало ясно. Расценив наше признание по-своему, коммивояжер радостно воскликнул:
— О’кэй!
Хотя как человеку с немецкой фамилией и перебивающемуся на боннских хлебах ему полагалось воскликнуть:
— Зер гут!
ЧАЕПИТИЕ С ПРОДОЛЖЕНИЕМ…
Скромный коммивояжер солидной западногерманский фирмы, оказывается, торговал не тем товаром, который рекламировал. Предлагая для всеобщего обозрения фирменный чемодан с образцами мирной продукции, он в действительности имел дело с бесшумными пистолетами, зашитыми в воротник ампулами и нашпигованными фальшивками подсадными радиоутками. Словом, это был джентльмен плаща и кинжала.
Как правило, джентльмены такого рода собственных плащей не имеют. Всю амуницию они получают по ведомству с какого-нибудь склада материально-технического снабжения, из рук своего хозяина. То, что Алекс Липперт состоял на довольствии в одном из таких складов, сомнений не оставляло. Мраком неизвестности пока было покрыто лишь то, кому этот склад принадлежал.
С одной стороны, Алекс Липперт, как истинный немец, не мог обойтись без традиционной кружки пива и отдавал дань сосискам. Но с другой — при любом удобном случае он старался щегольнуть английским словечком, которое более естественно прозвучало бы в Лондоне или в Вашингтоне…
Мы задумались: кому же все-таки служит Алекс Липперт? Но сам коммивояжер уже не делал из этого никакой тайны. В этом нас убедили последовавшие вскоре события.
В один из ближайших дней почта доставила загадочное письмо от какого-то неизвестного Андрея Липинского.
«Здравствуй, дорогой Евгений! — писал незнакомец. — Как ты поживаешь? Я так давно не имею от тебя писем, что и не могу вспомнить дату получения твоего последнего письма. Но не в этом самое главное. Главное заключается в том, чтобы ты был здоров. Дочка подрастает, и ей приходится уделять много времени, как на прогулки с нею, так и на занятия. Постепенно надо подготавливать к поступлению в школу. Начинаю учить ее английскому языку, она уже понимает такую фразу:
— The letter heat with an iron!
Ты ведь тоже изучаешь английский язык, так что поймешь и оценишь ее успехи в изучении иностранного языка.
В отношении музыкальных пластинок пока ничего нового. Я все-таки надеюсь, что ты не оставил своего желания и цели стать «рыцарем пера». Крепко жму руку. Твой Андрей».
— Какой-то бред! — сказал один из нас.
— Чушь! — воскликнул другой.
Повертев письмо и так и эдак, мы уставились друг на друга и стали нашептывать загадочную английскую фразу:
— The letter heat with an iron!
Дойдя до полного отупения, мы решили освежить мозги стаканом крепкого чая. Наполнив стаканы кипятком, один из нас впопыхах поставил горячий чайник прямо на загадочное письмо. И вдруг под воздействием горячего чайника на письме между строк, написанных фиолетовыми чернилами, стали проступать какие-то грязно-желтые буквы.
Письмо имело второй, скрытый текст, исполненный симпатическими чернилами. Внизу отчетливо проступала надпись:
«…Ваш друг, Алекс Липперт».
— Heat the letter with an iron! — осененный догадкой, прошептал один из нас.
— Утюг! — завопил другой. — Это значит: прогладь горячим утюгом!
В нашей редакции было все. Телетайпы, магнитофоны и пишущие машинки. Был телевизор, вентиляторы и круглый электрический рефлектор. Не было только утюга.
— Утюг? Какой еще утюг? — удивилась завредакцией.
— Обыкновенный электрический!
— Ну знаете ли, это уж слишком! — строго сказала она.
— Но это же в творческих целях!
— В таком случае, — последовала ироническая улыбка, — обратитесь в ателье за углом.
Мы хотели тут же последовать этому совету, но вовремя опомнились. Выручила нас старший курьер Мария Андреевна.
— А ну, Таня, — повелительно сказала старший курьер младшему. — Сбегай-ка ко мне домой за утюжком! Он у меня хоть и старенький, но греется хорошо!
Вооружившись утюгом Марии Андреевны, мы разложили письмо на подоконнике и принялись гладить. От бумаги пошел ядовитый дымок.
— Э-э, ребята! — всполошилась Мария Андреевна. — Вы так, чего доброго, подоконник мне испортите! А ну дайте-ка сюда утюжок!