Увлеченная душа! Пусть это и покажется несущественным, а все ж таки интересно читать в письме Таргановой: «Иногда с моим мужем они собирались в ночную, на рыбалку, а нам с Ниной Георгиевной шутливо наказывали, чтобы мы их не спавши встречали. И сколько тогда было разговоров о рыбацком счастье! Уху он любил кушать деревянной ложкой».
Письмо ее заканчивалось необыкновенно трогательно: «До сих пор осталась в моей душе благодарность ему за все его внимание».
…Лето 1940 года. До начала войны оставался год.
В самом конце июля Василий Клочков вновь становится — ненадолго, всего на месяц — студентом: приезжает в Москву для сдачи выпускных экзаменов. И выдерживает их, как уже знаем, весьма и весьма успешно. 31 августа ему вручен диплом об окончании ВИЗО.
Предполагаю, что в столице ему более обостренно, чем в далеком волжском городке, ощущалось, что близка схватка с фашизмом… Страна Октябрьской революции, конечно же, осознавала, что рано или поздно, но фашистская Германия нападет…
И вот совпадение — очередное: в дневнике Гальдера за 30 августа (на день раньше вручения диплома В. Г. Клочкову) появляется запись: «Увеличивается количество сведений о том, что Россия в 1941 году ожидает вооруженного конфликта с нами. Русские войска усиленно совершенствуют свою боевую выучку».
Дипломированный управляющий В. Г. Клочков возвратился в самом начале сентября домой и приступил к работе.
Если слегка пофантазировать, то нетрудно создать в воображении примерную схему обычного рабочего дня управляющего Вольским общепитом.
Кабинет. Стол с телефоном, письменный прибор с пресс-папье и стаканчиком для карандашей — два-три простых, синий, красный, на краю обычная, ширпотребовской модели настольная лампа. Еще стол — для заседаний. На стенах два портрета, плакат и какие-то деловые графики, диаграммы с показателями. Воздух в кабинете чист — Клочков никогда в своей жизни не курил.
Утро. Заботы, заботы… И хорошо, если слетались и стекались они не тревожные, а преисполненные насущным делом: информацией сотрудников, рассмотрением всяких разных текущих или на будущее, как говорится, перспективных бумаг — планы, бюджет, заявки и отказы на них (и так бывает!), акты, сметы и ведомости, отчеты, письма в общепит и письма за его подписью из общепита, директивы из вышестоящих организаций… Заходят люди. Он никогда не менял раз и навсегда установленного порядка: утром — оперативка.
На перекидном календарике строчки, напоминающие, что дальше сегодня надо сделать. Вызывают в горком, позвонить в горсовет, съездить по «точкам» (это столовые, рестораны, буфеты), подготовить документ, подготовиться к командировке в Саратов («выбивать» фонды, просить, требовать, но вполне возможно, что и получить замечания по отчету), прием посетителей (сколько справедливого, хотя и не всегда приятного выслушаешь, но сколько и никчемных жалобщиков)… И вечер расписан: опять плановые, но лучше, если внезапные, чтоб не ждали там начальства, посещения ресторана или столовых. Говорят, что поначалу пытались соблазнять во время вечерних обходов: выпивкой ли, бесплатным угощением…
В том самом календарике, где записывал для памяти самому себе задания, значилось — встретиться, переговорить с секретарем парторганизации, с комсоргом, с предпрофкома. С общественными организациями работал сообща. На них опора и тогда, когда лишь начинал тащить общепит из отстающих, и сейчас, когда дела пошли успешно.
Из воспоминаний И. А. Гостева:
«Несмотря на большую занятость по службе, Василий Клочков принимал активное участие в партийной и общественной работе. На собраниях он выступал с деловыми предложениями, аккуратно выполнял все поручения, которые на него возлагались».
Десять месяцев стоял В. Г. Клочков у руля своего многотрудного хозяйства. Выправил положение, пришел успех, пришел и настоящий в городе и у областного начальства авторитет. И его биография пополнилась новой записью.
Вновь дорога. Сложившимся человеком уезжает он из Вольска. Ему он отдал пять своих ярких и самозабвенно насыщенных лет. Чисто и честно, энергично прожиты эти годы.
Вольск обогатил его. В равной степени он отдал Вольску всего себя.
На второй неделе октября 1940 года Василий Георгиевич Клочков, жена и Эля усаживались в поезд дальнего следования.
В один из этих дней, а именно 9 октября, дневник Гальдера пополнился новой записью: «Рёрихт доложил о ходе боевой подготовки командиров батальонов и танковых дивизий…»
Учеба в торговом институте будущего политрука и боевая учеба офицеров-танкистов, в числе которых, вполне возможно, были и те, кто никак не ожидал, что им выпадет доля погибнуть под Дубосековом под огнем героев-панфиловцев.