Когда работал над хроникой о Василии Клочкове — так уж получилось несопоставимо на первый взгляд, — потянуло в чтение поэзии Гавриила Державина. Стихотворение «На взятие Измаила»… Полтора века отделяют время, запечатленное им, — русско-турецкую войну — от времени войны с фашизмом. Как все — исторически — несоизмеримо! И вдруг западают в душу — надолго — несколько возвышенных строк о героях и героическом. Этими строками, которые всей своей чеканно-красивой сутью устремлены к потомкам, в будущее, и захотелось закончить хронику становления героя-политрука:
Хроника шестая
Этот человек оставил и нам, своим современникам, и, уверен, потомкам наказ, как жить и во имя чего жить, не только примером личного подвига и Делом, которому отдал себя, но тоже и Словом.
Он получал десятки заданий газет и журналов и тысячи писем. Все они ждали в ответ слова.
Писали соотечественники: «Редакция газеты „Молодой целинник“, первый номер которой вышел ровно месяц тому назад, в марте 1961 года, в Целинном крае Казахстана, просит прислать телеграмму с краткими хотя бы пожеланиями героям-целинникам, осваивающим землю, ставшую теперь стартом Вашего героического взлета».
Письма от иностранцев — из Болгарии: «Мы никогда не забудем 12 апреля 1961 года. Скоро у нас Неделя русского языка. К ней мы готовим выставку „Наши советские друзья“ и стенгазету „Великий язык наших друзей“»…
Из Канады: «Что бы Вы посоветовали человеку, находящемуся на жизненном перепутье и готовящемуся принять важное для себя решение? Мне бы очень хотелось получить Ваш совет, совет опытного человека, живущего в новой стране. Вот мой первый вопрос…»
На его письменный стол ложились среди иных прочих и такие документы, как издательский договор.
Всегда были просьбы: «Готовится важное комсомольское мероприятие. Мы надеемся на Ваше выступление…»
Космический комсомолец
Шум лесной оглушил, едва отстреляли под нетерпеливыми захлопами автомобильные дверцы и водители выключили моторы.
Скрипко всхрустывал на студеном воздухе снег, когда пошли от большака по пробитой санными полозьями дороге к рыбацкой избе, где сразу же за забором забрехали собаки. Оторопело порскнула крылышками какая-то птаха — перепугалась гулких на морозе голосов. Окорачивая перестрекотавшихся между собой сорок, дал долгую сердитую дробь невидимый в заполяночной чащобе дятел. Ветром постукивало твердые веточки на голых деревьях — безлистные осины и березы под фатою белесого неба казались кружевными, и слышались в лесу коклюшки. На лай своих кудлатых сторожей выскочили рыбаки, радостно покрикивая на них.
Разноголосый шум этот начисто выветрил, сладко утишивая, успокаивая, совсем другие звуки, отдалил от всего того, что осталось позади — в городе.
Когда сговаривались, где и как провести внезапно выпавшее свободным воскресенье, то особенно не мудрствовали — с удовольствием и не мешкая согласились с заманчивым предложением хозяев побыть за городом, на рыбалке.
Почетный гость, ради которого, нетрудно понять, все и было придумано, тоже одобрил затею. Предвкушали сиденье на озере у лунок, сотворенную мужскими уменьями уху и беззаботное отдохновение после напряженных двух суток работы.
Представитель Москвы
…Обстановка была такая, что хотелось работать. Мне как бы по-свойски сказали: «Давай, Юра, подключайся!»
Юрий Алексеевич Гагарин, будучи членом ЦК ВЛКСМ, стал его представителем на областной комсомольской конференции в Смоленске неожиданно для самого себя.
Он не собирался сюда. Этого по настоянию делегатов добился первый секретарь обкома партии, когда рассудил, исходя из вполне понятных чувств гордости за свою область, что значимости конференции явно будет недоставать участия знатного уроженца Смоленщины, да еще и избранного отсюда земляками депутатом Верховного Совета. Потому и случился его телефонный разговор с Москвою: «Юрий Гагарин — член ЦК, дайте ему такое поручение… Как же нам, смолянам, без него… Он не откажется… Вы бы только не были против…» Потом еще один звонок, и тоже недолгие переговоры-уговоры со Звездным городком.