…Поэзия нам необходима как воздух и в кабине звездолета.
…Я вспоминаю книги Толстого и Горького, Пушкина, Маяковского, Островского и Шолохова и говорю — спасибо вам, мои любимые писатели, первооткрыватели и учителя, наставники и товарищи! Спасибо вам за все — за вдохновение, за школу, за уроки жизни!
…Я знаю, наша молодежь хочет видеть в литературе героя, достойного подражания. Вот почему я обращаюсь к вам, дорогие писатели, — покажите в своих произведениях человека нового времени таким, каков он есть: сильным и гордым, умным и уверенным в своей благородной правоте, правоте нашего народа…
…Я уверен: для того чтобы видеть новое, надо много знать. Еще не потеряли ни для нас, космонавтов, ни для вас, писателей, уверен в том, своей остроты слова старого флотоводца адмирала Макарова: „Широта горизонта определяется высотою глаза наблюдателя“. Отлично сказано, не правда ли?»
Если судить по тому, как отзывались тогда писатели о встрече, то никто не усомнился в праве космонавта на такие пожелания. Он представал вне тщения роли судии или некоего попечителя тонких творческих процессов, не позволил стать себе невольником трибуны, когда так и тянет на поучения, ничуть не пытался выглядеть всезнайкой. Обращался к писателям, журналистам, артистам только с тем, что сам так ли, иначе пережил или прочувствовал.
«…Герою, по-моему, очень трудно в повседневной жизни быть на уровне совершенного им подвига. Окружающие хотят видеть героя необычным, не таким, как все. Кстати, и журналисты упорно выискивают в нем черты необыкновенного: что читает, какие песни любит, как ходит и даже как спит. А герой — это человек, такой же, как все. И не такой. Человек с особой, высшей верностью долгу, преданностью большому делу».
Исповедно звучит, хотя написал это Ю. А. Гагарин вовсе не о себе. Впрочем, давно в народе сложено, что красна речь с притчею. Писалось о друге, а с полным правом и на самого автора примеряется. Между прочим, рассуждения об обычности и необычности жизни героев — из очерка «Дважды воскресший».[56]
Тема эта его не покидала — тонко уловил, что и всезнающим газетчикам нужен совет, как писать о прославленных людях. Через два года выступал перед известинцами — ни за кого не прятался, прямо поделился своим житейским опытом, но с укоризной:
«Пишется очень много статей, очерков о космическом полете. И все пишут обо мне. Читаешь такой материал, и неудобно становится. Неудобно потому, что выгляжу каким-то сверхидеальным человеком. Все у меня обязательно хорошо получается. А у меня, как и у других людей, много ошибок. Есть у меня и свои слабости. Не надо идеализировать человека. Надо брать его таким, как он и есть в жизни. А то неприятно получается, как будто бы я такой паинька, такой хорошенький, что, простите меня за такое выражение, тошно становится».
Так как и когда все-таки началась литературная работа Ю. А. Гагарина? С «Правды» пошло. Правдисты не просто уговорили, но и помогли. Ее специальные корреспонденты Герой Советского Союза Сергей Борзенко и Николай Денисов выразили готовность оказать Юрию Алексеевичу любое содействие в написании книги. И «нажим» был так велик — тысячи писем шло от советских и зарубежных людей с просьбами и требованиями писать книгу, — что Гагарин дрогнул. В самом начале лета 1961 года, как рассказывают очевидцы, он уселся за наброски плана будущей книги, стал подбирать и разбирать свои письма и дневники. С. Борзенко и Н. Денисов впоследствии написали: «С каждым днем Гагарин открывал новые грани своего чистого и крепкого, как алмаз, характера. Он сразу определил жанр книги — автобиографические записки, понятные и взрослым, и школьникам».
Любопытна такая деталь — как откликнулся он на выход своих записок, которые поначалу с продолжением выходили в газете: «В очередях за „Правдой“ стоят мальчишки. Значит, польза есть».
Член ЦК в работе
Попомни, как поучал Цицерон:
«Перо — лучший учитель, написанная речь лучше только продуманной».
Итак, до открытия конференции оставалась одна ночь. Но Гагарин ничуть, как показалось, не тревожился и, унимая мое с Кондрашовой волнение по этому поводу, сказал без затей, простодушно:
— Чего бояться-то? Руки делают… Поработаем.
Снял китель, прошел, будто разминаясь, туда-сюда по комнате и, разохотившись успокаивать, снова произнес:
— Глаза боятся, руки делают. Мозоли не набьем.
56
Оказывается, что в творческой биографии космонавта имеется и очерк. Все в нем сотворено, как говорится, по законам жанра — образность, живопись словесных красок, проникновение в психологию того, о ком писал, раздумчивость, которую пропустил через собственное «я». То был рассказ о Герое Советского Союза Георгии Мосолове. Летчик-испытатель очутился в страшной беде — катастрофа самолета, спуск-падение на парашюте, ранение на ранении, две клинические смерти, почти год в госпитале… Он нашел в себе силы еще в лесу, то и дело теряя сознание, продиктовать прохожему причины аварии. Гагарин не успокоился на том, что первым рассказал о подвиге Г. Мосолова, сходил в ЦК ВЛКСМ и настоял, чтобы издательству «Молодая гвардия» дали поручение создать полное документальное повествование. Такая книжка была написана и вышла в серии «Честь, отвага, мужество».