Стихи — отклик на грянувшее в феврале 1821 года восстание греков против турецкого владычества. Лучшие сыны России выразили тогда поднявшемуся народу открытое сочувствие — вспомним греческие стихи Пушкина, Рылеева, Кюхельбекера.
Надо знать, что стихи в поддержку греков еще одна возможность, чтобы воспользоваться чужеземными событиями и говорить — вслух, легально, свободно! — о свободе против любого ига, рабства и закабаления. В том числе о свободе в своей стране. Друг Нечаева Н. И. Тургенев выразил это решительно и прямо, без всяких эзоповых ухищрений. «Лучше ли жить многим из наших крестьян под своими помещиками, нежели грекам под турками?»
«Мнемозина» — новый номер. Два стихотворения Степана Нечаева. И вновь — там, где произведение хотя бы мало-мальски наполнено общественно значимыми настроениями, там оно останавливает внимание. В случае же, где все помыслы отданы сугубо личным переживаниям или впечатлениям, увы, Нечаев предстает банальным архаистом.
К первому, при всех для обычно серьезного Нечаева неожиданных легкомыслиях, отношу «Различные потребности»:
Издательская сноска к строчке о торгашах была таковой: «Не литературным ли?»
«Мнемозина» познакомила публику с весьма своеобразным очерком Нечаева — поэтическим — «Ручей Улькуш». Читаю, читаю и никак не могу отделаться от мысли, что творение это по своим художническим достоинствам откровенно посредственно. Но — вновь вопрос — отчего же в таком случае публикуется? Уверен, что неспроста — темой подкупило. Приглашаю вникнуть в это обстоятельство. В очерке смелая для своего времени и необычная при этом грань интересов и волнений Нечаева.
Вот, для примера, поэтическая характеристика героя стихов: «…Кипящий нетерпеньем, Под мрачным сводом берегов Ты утомился заточеньем И с гневом рвешься из оков…»
Сколько же страсти отдано поэтом детищу своего поэтического воображения. Кто он, герой этого очерка? На ум приходит разное. Гордый демон, предтеча лермонтовского… Страдающий в заточении абрек… Рвущийся к схваткам сказочный витязь… Нет, ни тот, ни другой, ни третий. Улькуш, поясняю, всего-навсего не более чем имя горному ручью.
Но отчего же тогда столь явственно наделены чертами человеческого общения, поведения, характера заключительные строфы?
Нетрудно догадаться, зачем Нечаеву понадобилось такое обращение «друг мой». Проницательный читатель легко понимал, зачем и почему понадобился нехитрый поэтический прием вывести в облике ручья смелый образ вольнодумца и отвести этим глаза от истинной идеи стихов. Как было не уловить безусловной преднамеренности свободоборческого замысла!
Стихи порождены путешествием на Кавказ в 1823 году. Именно это объяснено в небольшом вступлении от автора. Там война — длительная и ожесточенная, с жертвами, с кровью. Пространны стихи, но отмечаю, что в них не нашлось места для разжигания вражды к сражавшимся иноверцам. Больше того, очевидны мотивы сочувствия. Печаль воюющих, пишет Нечаев, разделена русскими егоками (поэтами, так это объяснено в предисловии). Официальная Россия, конечно же, иначе относилась к горцам. В записках генерала Евдокимова тех же лет читаем: «Разноплеменный народ Закубанского края, необузданный благонамеренным правлением, живет по произволу без цели и видов к будущему. Если горцев сравнить с хищными зверями — это не будет противоречить истине и сократит рассказ о склонностях и общественном быте дикого народа, столь упорно противящегося мощной силе русского оружия».
Редактор «Мнемозины» тоже успел побывать на Кавказе. Кавказская поэзия Нечаева, предполагаю, была родственна Кюхельбекеру, в том числе добрым отношением к горским обычаям.
3
Стихотворение перепечатывается по «Мнемозине». С. Л. Мухина печатает его в своей статье «Из истории литературы декабризма» по публикации 1887 года из журнала «Русская старина», считая, что оно приводится без цензурных поправок. Но мне показалось важным представить его таким, каким увидели стихи современники.
В чем смысловые отличия? Вместо строчки, посвященной торгашам, стояло «Для судей — воров искусство» и вместо «Скареду…» — «Для попов — Тартюфа роль».