Теперь пора прояснить, кому же столь проникновенно посвящает эти два траурных произведения С. Д. Нечаев.
Это — Павел Дмитриевич Черевин.
Стараниями С. Л. Мухиной и это имя стало известным. Вот несколько извлечений из необычной биографии Черевина, позаимствованных из ее уже упомянутой статьи «Безвестные декабристы…».
Черевин — воспитанник Московского университета. Уже самые первые изыскания в науках сулят блестящее будущее. Но он готовил себя к иной цели. Избрал офицерскую стезю — поручик прославленного Семеновского гвардейского полка. Высочайше облагодетельствован: становится свитским при императоре офицером. Успех в свете, карьера! Но не соблазнился, стремления его иные. Черевин вступает в Союз Благоденствия. Происходит это в Москве. На политическом поприще двадцатидвухлетний гвардеец идет дальше, чем его старший приятель Нечаев. Он становится членом Северного общества.
Черевина многие успели узнать и многие успели полюбить. Для примера, Иван Пущин, столь разборчивый в выборе друзей. Кюхельбекер тоже, хотя и заочно, судя по его дневникам. Любопытно, что Кюхельбекер соединил в одной из записей имя Черевина с именами Нечаева и Пущина: «Покойный Черевин был человек истинно достойный: у нас были общие знакомые и приятели (Нечаев, Пущин и другие); однако же мне не удалось с ним лично познакомиться. Напечатанная уже по смерти Черевина его статья „О преподавании истории детям“ заслуживает, чтоб ее перевели и на иностранные языки: она у нас редкое явление; тут русский мыслящий писатель говорит истинное, и притом новое, новое не для одних русских».
Черевин — даже умерший — все-таки определен царем в «Алфавит декабристов». Что послужило основанием для записи в «Алфавит»? Как теперь нетрудно догадаться, следующая внесенная следователем строчка: «Принадлежал к числу членов Союза Благоденствия и Северного тайного общества».
Узнать бы, пронюхало ли всеведущее следствие о том смельчаке, что написал о Черевине некрологию и эпитафию, явно прославляя необычного человека, благодаря смелой жизни и вольным мечтам достойного войти в историю.
Павел Дмитриевич Черевин умер 27 мая 1824 года в Москве и погребен в Донском монастыре.
…Наступал 1825 год — особый год в отечественной истории. Все теперь шло — стремительнейше! — к взрыву. Декабристские издания стали запалами. Герцен это отметил в «Былом и думах»: «Литературная пропаганда велась очень деятельно. Душой ее был знаменитый Рылеев; он и его друзья придали русской литературе энергию и воодушевление…»
Нечаев по-прежнему в числе друзей Рылеева.
Третий выпуск «Полярной звезды». Здесь новые стихи Нечаева. Знаменит этот выпуск. Декабристы все более сплачивают и укрепляют ряды. К борьбе — откровенно — зовет рылеевская «Исповедь Наливайки»:
Что печатает в альманахе Нечаев? Опять кавказская тема — стихотворение «Воспоминания». В нем такая вот строфа:
Припомним еще из школьных лет, что кавказская тема дикой, но заманчиво завидной для вольного русского сердца вольной жизни горцев постоянна для всех истинно свободолюбивых поэтов России первой половины XIX века. Достаточно назвать Пушкина и Лермонтова. Это «Кавказ» 1829 года с оставшимися в черновике строками «Там буйную вольность законы теснят…». Это «Прощай, немытая Россия…» 1841 года со знаменитым продолжением во второй строфе по одному из вариантов: «Быть может, за хребтом Кавказа Сокроюсь от твоих царей…»
И если знать даты написания стихотворений, то можно утверждать, что Нечаев стал опробовать крамольные струны этой вольнолюбивой темы раньше своих великих современников.
Этот — последний — выпуск «Полярной звезды» не только напечатал стихи Нечаева. Бестужев опять решил почтить московского поэта своим вниманием. В очередном литературном обзоре под названием «Взгляд на русскую словесность в течение 1824 года и начале 1825 годов» пишет: «Присоединив к сему (к предшествующему перечню имен. — В. О.) несколько приятных безделок в журналах, разбросанных Н. Языковым, И. Козловым, Писаревым, Нечаевым… (многоточие Бестужева. — В. О.), я подвел уже весь итог нашей поэзии».