И сейчас, и все последующее время автор прославленного «Железного потока» не устает повторять, что Шолохов — «это художник божьей милостью», что он «истинный, очень большой художник», «крупнейший художник-реалист», «самый сильный, самый талантливый из всех нынешних советских писателей», «огромное дарование», «это он создал книги мирового значения».
Конечно же, А. С. Серафимович не был одинок в признании романа и в прозорливо высочайших оценках ему. Тысячи и тысячи одобрительных писем читателей устремились в Вешенскую или в редакции газет и журналов. Появляются и первые положительные отклики в прессе. Горький проявил свое отношение: «Шолохов, судя по первому тому, — талантлив. Каждый год выдвигает все более талантливых людей. Вот это радость. Очень, анафемски талантлива Русь». М. И. Калинин, «всесоюзный староста», как любовно и уважительно называли его в народе, тоже высказался: «…Шолохов. Его „Тихий Дон“ я считаю нашим лучшим художественным произведением». Нарком культуры А. В. Луначарский поддержал. И еще, и еще…
Заветы: учиться у ученика
Новое время вызвало необходимость новых идейно-творческих категорий, которые смогли бы сформировать талант и возвысить его до особого в мировой литературе уровня. Раздумывая о том, что сможет обогатить и приподнять шолоховское творчество с самого его начала, Серафимович давал такие советы: молодой писатель должен войти «в самую толщу пролетариата», «впитать в себя… его движения, его волю, его борьбу», должен суметь «всосать в себя учение великое коммунизма, проникнуться им…», иначе он «не даст полотен, которые мог бы дать».
Вполне может быть, что Серафимович улавливал в романе некоторое влияние — свое. И оно поначалу было. По этому поводу известный знаток творчества Шолохова профессор-литературовед А. И. Овчаренко заметил: «При чтении первых двух томов „Тихого Дона“ в особенности ощущаешь, как старательно учится у своих современников (в частности, у А. Серафимовича)».
Но учитель поразительно деликатен. Он никогда не подчеркивал этого. Его радовало другое. Рукопись «Тихого Дона», врученная ему с немалыми опасениями и колебаниями, блестяще продемонстрировала как подлинную партийность, народность, революционность идейных побуждений его автора, так и — в сплаве — неповторимо высокий профессионализм, органично сочетающий и новаторство, и продолжение лучших традиций русской словесности.
Гордость и восторг переживает Серафимович. И как явственно велико его нетерпение поведать миру о принятом к изданию романе.
Он приводит Шолохова в клуб знаменитой фабрики «Трехгорка» и просит читать главы. Прекрасна символичность того, что именно рабочие первыми познакомились с «Тихим Доном». Один из очевидцев вспоминает: «Серафимович во время чтения не сводил с Шолохова восхищенных глаз, он показался мне в этот вечер помолодевшим».[40]
Едва заканчивается журнальная публикация первой части романа, как в «Правде» (19 апреля 1928 г.) появляется статья «Тихий Дон». Именно здесь перо старого писателя вывело нынче хрестоматийно известный образ орелика, расширившего, размахнувшего громадные писательские крылья:
«На кургане чернел молодой орелик. Был он небольшой, взглядывал, поворачивая голову и желтеющий клюв.
Пыльная дорога извилисто добежала к самому кургану и поползла, огибая.
Тогда вдруг расширились крылья, — ахнул я… расширились громадные крылья. Орелик мягко отделился и, едва шевеля, поплыл над степью.
Вспомнил я синеюще-далекое, когда прочитал „Тихий Дон“ Михаила Шолохова. Молодой орелик желтоклювый, а крылья распахнул.
И всего-то ему без году неделя. Всего два-три года чернел он чуть приметной точечкой на литературном просторе».
Еще участие в пропаганде романа — пишет в том же году предисловие для выпуска «Тихого Дона» в «Роман-газете».
Очень важны были эти первые положительные отклики для Шолохова. Но литературный восприемник не успокаивается. Долго работает и в конечном счете создает большой художественной силы очерк.
Этим литературным портретом Серафимович первым одарил читателей блестящей возможностью зримо увидеть столь неожиданно и стремительно взлетевшего в самый зенит орелика. Он познакомил страну с Шолоховым и в его писательском труде и в большой общественной деятельности, во взаимоотношениях со станичниками-земляками и с тем, как побыл автор «Тихого Дона» за рубежом, с увлечениями человека и с привычками творца, познакомил с красотами донского раздолья… Мастерски многокрасочен этот портрет. В нем зоркие наблюдения, каков писатель сейчас, после «Тихого Дона», в нем воспоминания о былом, в нем даже предвидения. Здесь и анализ, и сопоставления, и оценки огромной общественной и литературной значимости шолоховского творчества. Очерк этот ничуть не потерял своей необходимости для новых поколений читателей. Он полностью сохранил до наших дней ценность познания, как жил и работал тогда в высоком полете орелик из Вешенской. Очерк и сейчас, как сполна убедился, читается с живейшим интересом.
40
Остальные части своего романа — лучшие главы — Шолохов тоже прежде всего прочитает рабочим — в 1929 году на заводе «Красный богатырь» в Москве, через год в одном из заводских Дворцов культуры Ростова.