- Ладно... поглядим, - ответила она с лукавой улыбкой и выдвинула из-под стола деревянный грубо сколоченный ящик.
В нем было множество фигурок, сделанных из глины. Маленькие трогательные овечки, курочки, гривастые лошадки, коровы... У них были чуть склоненные набок головы, точно они увидали что-то особенное и с удивлением старались рассмотреть. Они улыбались чему-то и радовались - эти лошадки - и Никите, глядя на них, стало ясно, что Ева очень талантлива. Ему бы и в голову не пришло, что их вылепила девчонка-подросток, - так здорово они были сделаны!
- Нравится? - спросила довольная Геня, видя как он весь просиял.
- Очень! И ты давно этим занимаешься?
- Второй год. Я летом в одном месте глину беру, а зимой её размачиваю и вот видишь... кажется, получается.
- Да не кажется - это же просто классно! У тебя талант. Самый настоящий, можешь мне поверить. У меня мама журналист, она очень много пишет про разных художников. И меня на выставки часто берет - так что я много такого видел: и живопись, и керамику... То, что у тебя получается хоть сейчас на выставку! Только они не обожжены и не раскрашены. Но, я думаю, это можно поправить. Хочешь, я попробую связаться с кем-нибудь из хороших керамистов? Мы подъедем, поговорим, чего и как ... Что нужно, чтобы весь процесс освоить. Где брать краски, какие нужны и как это все обжигать... А вообще, тебе нужно учиться. Я не знаю, где этому учат, но это тоже можно узнать.
- На краски у меня денег нет... - покачала головой Геня. - А учиться... не знаю.
Она помрачнела и задвинула ящик под стол.
- А там что? - спросил Никита, указывая на подоконник. Там тоже стояли фигурки. - Тоже твои?
- Те... они ещё недоделаны.
Он подошел к окну, отдернул занавеску... и отшатнулся невольно. На подоконнике стояли фигурки людей, они были гораздо крупнее животных размером примерно с ладонь взрослого человека. Их лица были искажены злобными гримасами, вместо глаз - глубокие дыры. Тела неестественно согнуты, точно сведены судорогой.
Никита вдруг почувствовал себя не в своей тарелке. Точно все эти существа были как-то связаны с тем ужасом, который он пережил тогда ночью, когда впервые увидел Еву. Он обернулся... у двери сидел кот. Тот самый, который напал на него, поцарапав лицо. Кот был размером с хорошую таксу, его толстый хвост в нетерпении стучал по полу, точно ему не очень не нравилось присутствие постороннего. Зеленые керосиновые глаза горели и без смигу глядели на парня. И он вдруг почувствовал себя лягушонком под взглядом змеи...
Ева подошла к коту, взяла его на руки и стала поглаживать. Никита заметил, что кольцо с белесым камнем у неё на пальце как будто бы стало слабо светиться.
- Уходи! - вдруг сказала она каким-то глухим чужим голосом. - Я хочу спать.
- Но... - не нашелся он, что ей ответить. - Так как? Поговорить мне насчет керамистов? - он чувствовал, что земля плывет под ногами. Голова закружилась, затылок сжало будто тисками.
- Ничего мне не надо! Оставь ты меня в покое! Что вы все от меня хотите, идиоты несчастные! Уходи, я сказала! И вообще... пусть никто никогда больше не смеет звать меня Геней. Меня зовут Ева, слышишь? Ева!
Он повернулся и бросился бежать, чтобы не видеть какой злобой исказилось её лицо.
Глава 3
БУКЕТ ХРИЗАНТЕМ
Вернувшись домой в тот вечер, Никита слег. У него поднялась высокая температура, на лбу выступила испарина, мальчик ловил воздух полуоткрытым ртом и говорил, что ему больно в груди и трудно дышать. Наутро вызвали доктора из поликлиники, и тот сказал, что налицо все симптомы воспаления легких, которого, однако, он не находит. Наедине он сказал Ольге Яновне, что мальчик очень возбужден и явно чем-то напуган. Прописал постельный режим, витамины, успокаивающий травяной сбор и просил немедленно вызвать его в случае чего. Даже телефон свой домашний оставил.
Всю ночь Кит метался в жару и бредил. Бессонные родители пытались уловить смысл его бессвязных выкриков. Но кроме имени прародительницы рода человеческого Евы, не смогли распознать ничего...
- Слушай, может он просто влюбился? - предположил Александр Маркович, когда перед рассветом сын забылся глубоким сном.
- Ага, и от этого у него температура сорок! - Ольга покачала головой. - Нет, тут что-то другое. Вирус или... я не знаю - может, его сглазили?! И рукав дубленки у него весь в крови!
- Нет, с этими бабами с ума сойдешь! - возмутился отец Никиты. - Ну, что ты мелешь? Какой сглаз! Это все старушечья болтовня - и ничего больше!
- Не скажи... - отвернулась Ольга и постаралась замять разговор. Она видела, что муж на пределе - на работе пошла полоса неудач, а тут ещё бессонная ночь...
На следующий день температура спала и появилась жуткая вялость и слабость. Кит весь день дремал, от еды отказывался, а на все расспросы, что с ним случилось, отнекивался: мол, ничего особенного... С мальчишками накануне в футбол гонял - вот и все.
Он впервые соврал родителям. Вернее, не соврал, а утаил от них правду. Он не хотел их зря пугать, потому что надеялся - выздоровеет и со всем разберется... Мужчина он или нет?! Он ясно понимал одно - с Евгенией что-то не ладно. Очень не ладно! Она ведь совсем от природы не злая - она светлая, добрая... Она - как солнышко! Ион должен понять, что с ней происходит.
Он провалялся в постели больше недели, а когда встал на ноги, на носу уж был Новый год. Родители сбились с ног, выбирая обои, смесители для ванной - ремонт был практически завершен - и одновременно пытаясь купить подарки для многочисленных родственников, побыть возле больного сына и завершить дела на работе, которых, как назло накопилось по горло...
Тридцать первого Кит сообщил, что ему не терпится подышать свежим воздухом и сказал, что пойдет погуляет пару часиков. Ольга с сомнением на него посмотрела, но не стала возражать и только попросила сына не задерживаться и поплотнее укутать горло теплым шарфом.
Никита достал из нижнего ящика буфета свою копилку, спрятал под полой дубленки, вынес потихоньку на улицу и разбил об пол беседки в соседнем дворе. Смеркалось, непогода сменилась легким морозцем, падал снег... Он собрал рассыпавшиеся монетки и подсчитал - оказалось чуть больше ста тридцати рублей. Порядок! Рассовав деньги по карманам, он кинулся со всех ног к метро. У него было около двух часов. Только бы она была дома!
Возле "Курской" он купил цветы - первый в жизни букет! Это были три хризантемы - золотистые как цвет её волос. Почему-то он подумал, что дарить розы пошло. Все дарят! А у них все будет не как у всех. Ему хватило ещё на маленький флакончик духов, который продавщица, заговорщически подмигнув, обернула в зеленую блестящую фольгу и перевязала красивым бантом.
Как он добрался до дома - Кит не помнил. Ноги сами несли его, а от недавней слабости не осталось следа. Он пулей влетел в подъезд и нос к носу столкнулся с дядей Сережей. Тот взглянул на букет, обернутый в прозрачный целлофан с бантиком и спросил, не меняясь в лице:
- Это мне?
- Э-м-м-м... Н-не совсем, - заикаясь, ответил Кит. Уши и щеки его пылали.
- А-а-а, тогда значит нашей малярше Валечке? Что ж, мудро... продолжал подшучивать несносный Овечкин. - Она за три дня недельную работу сделала - и причем, качественно. Такую самоотверженность следует поощрять. Давай я с тобой поднимусь.
- Э... Нет, не надо.
- Ну, как скажешь, - кивнул Сергей Александрович, отводя взгляд, чтоб Никита не видел как в темных его глазах искрится смех и не принял это на свой счет...
- Дядя Сережа, погодите, - Кит выскочил из подъезда во двор вслед за Овечкиным. - Вы... пожалуйста, не говорите родителям...ну, про это, - он кивком указал на букет.
- Понял, - согласился Овечкин. - Мудро! Что ж, удачи тебе.
И он растворился в поднимавшейся мглистой метели. А Никита с замиранием сердца стал подниматься на лифте. Удивительно, но страха в нем не было. Он только волновался, что не застанет Женю... или Еву? И как все-таки её называть?