Василий не привык чувствовать себя слабым, а потому снова попытался встать, но не смог. Сквозь наползающее беспамятство слышал отдаленные выстрелы. «Прорвутся фашисты сюда — и укокошат запросто, я слаб, как дите малое, даже сдачи не смогу дать…» — думал с тоской.
Линда пыталась успокаивать его, а он скрипел зубами от бессильной ярости. Он весь был замотан бинтами — оставили только щелки для глаз. Ожоги, должно быть, страшные, потому и умолчал о них Андрус. Мол, все будет в порядке. Крепись, моряк…
Госпиталь устроили в помещении школы. Расставили койки, принесли матрацы, перевязочный материал. Бережно уложили раненых. На всех раненых и обожженных коек не хватило. Пришлось устроить нары. Всем распоряжалась Линда. Она заботилась также о том, чтоб все были накормлены. Смазывала ожоги специальной пастой. А когда паста кончилась, заменила ее сливками.
Долго ли продержится отряд Андруса? Вот о чем думали моряки и жители поселка. Может ли устоять группа плохо вооруженных людей против регулярных фашистских войск, с их артиллерией, танками и авиацией? Страшно было даже представить, как озверелые оккупанты ворвутся в поселок, в школу…
…А гитлеровцы были совсем рядом.
Юри пришел проведать Бубякина, Василий попросил:
— Возьми в отряд!
Юри пожал плечами.
— Да ты на ногах стоять не можешь… Как я тебя возьму?
— А ты возьми, возьми. Обопрусь на тебя — и пойдем… мне бы только винтовку в руки…
— Ты видел кинокартину «Человек-невидимка»?
— Видел. А что?
— Ты весь в бинтах, очень похож на него.
Но подняться с койки Бубякину помог Юри, подставил свое плечо. Они вышли из школы. От свежего воздуха у Василия закружилась голова, он чуть не упал. Но превозмог слабость. И они пошли.
— Ты — человек-машина, трактор, паровоз, броненосец «Потемкин». Видел такую картину? — говорил с восхищением Юри. — Попадет мне за тебя от Андруса… Пойдем отбивать Нарвское шоссе — по нему должны прийти автобусы за вами…
Бубякин смутно помнил этот последний бой за Нарвское шоссе. Его появлению в отряде никто не удивился, здесь уже было несколько моряков. Ему сразу же выдали немецкий автомат, Юри объяснил, как им пользоваться. И они пошли в бой.
Задача была простая: Нарвское шоссе обстреливалось противником, нужно было отогнать его, чтобы проскочили автобусы из Таллина.
Густая ночь навалилась на землю, и Василий стрелял наугад. Да и все стреляли наугад. Фашисты тоже строчили из автоматов наугад. Во всяком случае, пострадавших не было. Бубякин видел, как почти бесшумно проскочили мимо засады два автобуса. Через некоторое время они покатили в обратном направлении, но уже забрав из госпиталя раненых. Не всех, разумеется. Только тех, кому требовалась срочная хирургическая помощь. На всех не хватило бы мест. С полсотни моряков так и не смогли уехать. Им оставалось одно: по примеру Бубякина влиться в рабочий отряд Андруса. Правда, оружия было мало, очень мало…
Отряд расположился в поселке. Андрус сказал морякам:
— Нам нужно продержаться хотя бы до утра… За вами должен прийти корабль из Таллина или из Ленинграда… Я так думаю. Не могут же вас бросить здесь!.. Придут…
И хотя в его голосе проскальзывала неуверенность, все приободрились.
…Фашисты перешли в атаку в третьем часу ночи. Бубякин держался из последних сил. Признаться, он не очень-то верил в приход корабля из Таллина или из Ленинграда. Удалось ли тем двум автобусам добраться до города благополучно?.. А если не удалось? Дорогу могли заминировать. Да мало ли что могло случиться… Ему хотелось, чтобы ночь длилась бесконечно долго, так как лишь она могла скрыть от врагов малочисленный и плохо вооруженный отряд Андруса. Но небо с каждым часом наливалось светом все больше и больше.
Нужно было экономить патроны и гранаты. Выжидать. Бить наверняка… Враг, по сути не встречая сопротивления, пошел в открытую. Вот тут-то и завязался настоящий кровопролитный бой.
Бубякин знал: это последний бой в его жизни, полагаться не на кого и не на что. Вместо немецкого автомата он взял винтовку со штыком. Был убежден: в штыковой атаке равных ему нет! Он всегда несколько переоценивал свои физические возможности. Но когда нечего терять… А терять было нечего.
…Поднялось солнце, блики заплясали на волнах. Дальше, на север, море словно бы дымилось. И все-таки Василий смог разглядеть мачту затонувшего родного эсминца. Флаг все также трепыхался на ветру. Дрогнуло сердце, слезы набежали на глаза.