Впервые почувствовал себя бесконечно одиноким. Ни одного знакомого! В госпитале он со многими сдружился, у моряков расспрашивал, не знают ли о судьбе подводной лодки «Щ-305», не встречались ли с Иннокентием Макухиным. Все верил, все надеялся. Но никто ничего утешительного ему сказать не мог. Много нашего брата-морячка полегло и в Эстонии, и под Ленинградом… Иногда он доставал из портсигара последнее письмо Кати Твердохлебовой Иннокентию и тупо перечитывал его. Прежней злости на Катю не было. Ладно, живите счастливо… Должен же кто-то добывать сейчас руду. Руда очень нужна. А какой вояка из того же Пашки Неганова? Плоскостопие да и худосочный парень-то, чего нашла в нем Катя? Значит, Иннокентию не судьба…
Эх, встретить хотя бы одного знакомого!
Знакомого не встретил. Наверное, с подводной лодки так никто и не спасся тогда.
Горячее было время, горячее. Только за один месяц фашистские самолеты сбросили на Ленинград почти пятьдесят тысяч зажигательных бомб и тысячу фугасных. Люди не успевали тушить пожары. Гитлер решил сровнять Ленинград с землей, а население уничтожить.
Враг вплотную подошел к Пулковским высотам. Дивизия народного ополчения, оборонявшая высоты, обливалась кровью. Спешно прибывали добровольцы из Выборгского, Дзержинского, Василеостровского и других районов Ленинграда.
Командир дивизии генерал-майор Зайцев и комиссар Смирнов, конечно, жалели интеллигентный люд, старались использовать на подсобных работах, но добровольцам такое отношение казалось чуть ли не оскорбительным, и каждый из них жестоко отстаивал свои права на передовую. В числе этих интеллигентов был и некий Дягилев, с которым бывалому моряку пришлось вскоре познакомиться.
Здесь, на Пулковских высотах, начальник штаба майор Гуменник небрежно перелистал его документы, несколько минут разглядывал Бубякина красными от бессонницы глазами, потом сказал озабоченно:
— Куда же определить тебя, морячок? Сибиряк. На медведя небось хаживал?
— Было дело. На берлогу — это мы запросто…
— А как это вы берлогу обнаруживаете? — неожиданно заинтересовался майор.
— Так то проще пареной репы. У нас в Сибири сугробы — метром меряй. Идешь, скажем, на лыжах по тайге. Мороз градусов пятьдесят. Глядь, а из снежной отдушины валит пар. То она и есть, милая. Медведь — зверь беспокойный…
— Ну, а кем работал до призыва?
— Всяко. Был одно время кладовщиком на складе взрывчатых материалов. О Заярском руднике, наверное, слыхали. На том руднике мою карьеру погубила самая обыкновенная полевая мышь. Я с детства тех мышей боюсь — пужаный, значит. Ну, мышка пробралась в склад, залезла в мой сапог. Стал я натягивать сапог. Голенище узкое. До половины натянул. Тут мышка заволновалась, стала подпрыгивать. Заорал я благим матом, упал, стал по полу кататься. Прибежала охрана. Начальник склада на меня волком смотрит: «Что же это, говорит, вы мышей среди динамитов развели? А если эта тварь в ящик с детонаторами заберется? Взлетит все имущество вместе с вами на воздух… Приказываю переловить мышей!» — «Наймите себе кота, отвечаю, а я мышей ловить отказываюсь. В молотобойцы уйду…» И ушел.
Гуменник хохотал до слез.
— Уморил, морячок. А что, если направить тебя к Черемных? Она девушка с понятием, тоже сибирячка. Найдете общий язык. А впрочем…
Майор нажал на кнопку зуммера телефона:
— Пятый. Пятый? Черемных к Третьему!
Через несколько минут в штабную землянку вошла девушка в короткой, ладно пригнанной по фигуре шинели. Ее сердитые черные глаза без интереса скользнули по лицу Бубякина, и неожиданно он показался себе удивительно нескладным, чересчур высоким, сгорбился, втянул голову в плечи. Так вот она какая, Черемных! Тонкое смуглое лицо с косыми жесткими бровями, слегка вьющиеся волосы, выбивающиеся из-под кубанки, запекшиеся от ветра губы.
— Молотобойцем работали? — внезапно обратилась она к Бубякину.
Потрясенный такой проницательностью, он пробормотал:
— Так точно.
— Об этом не трудно догадаться. Не возьму я его, товарищ майор.
— Почему же?
— Вы знаете, почему бог сделал слона серым?
Глаза Гуменника блеснули недобрым огоньком, он поднялся, схватившись веснушчатыми руками за край стола.
— А я вас и не спрашиваю, товарищ лейтенант! Возьму — не возьму… Вы мне эти штучки бросьте. Вас, если хотите, за глаза величают «еловой шишкой». Забирайте человека!
Бубякин решил тогда, что пора вмешаться:
— Я не навязываюсь. Рост у меня — в самом деле сплошная демаскировка. Кроме того, просился в 7-ю морскую бригаду, к своим, а меня сунули сюда.