подмигнул такому же, как сам, шалопаю, но так как ша-
почник не увидел гримасы, он милостиво бросил ему се-
ребряный пенс в награду за почтение к воителям. Щедрость
Оливера собрала ватагу мальчишек, которые бежали за ним
следом с хохотом и гиканьем, пока Генри Смит, обернув-
шись, не пригрозил отхлестать самого бойкого из них,
скакавшего впереди. Мальчишки не стали ждать, когда это
совершится.
– Мы, свидетели, налицо, – сказал маленький человек
на большой лошади, когда съехался с Саймоном Гловером
у Восточных ворот. – Но где же те, кто должен поддержать
нас? Эх, брат Генри! Внушительность – это груз скорее для
осла, чем для горячего коня, у таких молодцов, как ты да я,
она только стеснит свободу движений.
– Я хотел бы видеть тебя хоть немножко обремененным
этой тяжестью, достойный мастер Праудфьют, – возразил
Генри Гоу, – хотя бы ради того, чтобы крепче держаться в
седле, а то ты так подскакиваешь, точно пляшешь джигу
без помощи ног.
– Это я приподнимаюсь в стременах, чтобы меня не
трясло, моя кобылка страшно норовиста! Но она носила
меня по полям и лесам, и я не раз побывал с нею в опасных
переделках. Так что мы с Джезабелью теперь неразлучны.
Я ее назвал Джезабелью в честь кастильской принцессы*.
– Ты, верно, хотел сказать – Изабеллой, – поправил
Смит.
– Что Изабелла, что Джезабель – это, знаешь, все одно!
Но вот наконец и наш бэйли Крейгдэлли с этой жалкой
тварью, с этой трусливой гадиной аптекарем. Они при-
хватили с собой двух офицеров городской стражи с пат-
рулями, чтобы охранять, полагаю, их драгоценные особы…
Кого я поистине не терплю, так это таких вот проныр, как
Двайнинг!
Осторожней, как бы он тебя не услышал, – сказал Смит.
– Поверь мне, добрый шапочник, этот худышка, этот ме-
шок с костями может оказаться пострашнее, чем двадцать
таких здоровяков, как ты.
– Тьфу! Смит, шутник, ты меня дразнишь, – сказал
Оливер, приглушив, однако, голос и опасливо оглядывая
аптекаря, точно хотел высмотреть, какой же мускул, какая
черта его тощего лица или тельца выдают затаенную уг-
розу. Успокоенный осмотром, он храбро добавил: – Кля-
нусь мечом и щитом, приятель, я не побоялся бы рассо-
риться с десятком таких Двайнингов. Что может он сделать
человеку, у которого в жилах течет горячая кровь?
– Он может дать ему глоток лекарства, – коротко от-
ветил Смит.
Было некогда продолжать беседу – Крейгдэлли крикнул
им, что пора двигаться в путь на Кинфонс, и первый пока-
зал пример. Кони трусили неторопливой рысью, а у всад-
ников пошел разговор о том, какого приема они могут
ждать от своего мэра и примет ли тот к сердцу их жалобу на
дерзкое нарушение их прав. Больше всех как будто скло-
нялся к сомнению Гловер и не раз заводил речь в таком
духе, что, казалось, он хотел навести спутников на мысль
вовсе отказаться от затеи и замять дело. Однако он прямо
этого не предлагал, страшась, как бы не возникли криво-
толки, если он даст людям заподозрить, что не спешит от-
стаивать честное имя своей дочери. Двайнинг как будто
разделял его взгляд, но высказывался осторожней, чем
утром.
– В конце концов, – сказал бэйли, – когда я подумаю,
сколько благ и даров перепало милорду мэру от нашего
доброго города, я не могу помыслить, что он отнесется
равнодушно к нашей беде. Не одна большая барка, гру-
женная бордосским вином, отчалила от южного берега,
чтобы сдать свой груз у замка Кинфонс. Я знаю, что го-
ворю, раз я сам торгую заморским товаром.
– А я мог бы порассказать, – завел своим скрипучим
голосом Двайнинг, – о затейливых лакомствах, об орехах в
меду, о караваях пряного хлеба и даже о печеньях с той
редкостной и вкусной приправой, которая зовется сахаром.
Все это отправляют туда всякий раз, как празднуется
свадьба, или крестины, или что-нибудь в этом роде. Но
знаете, бэйли Крейгдэлли, вино разопьют, сласти съедят, а
дарителя позабудут, как только исчезнет их вкус во рту.
Увы, сосед! Где оно, минувшее рождество? Там же, где
прошлогодний снег.
– Но были еще и перчатки, наполненные золотыми