5 Glove (англ.) – перчатка.
конями и бряцаньем шпор, с их перьями на шляпах и хо-
леными усами! Они не нашего сословия, и не пристало нам
родниться с ними. Завтра день святого Валентина*, когда
каждая птица выбирает себе подружку, но ты не увидишь,
чтобы коноплянка свила гнездо в паре с ястре-
бом-перепелятником или малиновка – с коршуном. Мой
отец был честным горожанином Перта и владел иглой не
хуже, чем я. А случалось подступить войне к воротам на-
шего славного города, мы откладывали в сторону иглу, и
нитки, и замшу, доставали из укромного уголка добрый
шлем и щит и снимали со стены над камином длинное ко-
пье. Назови мне тот день, когда мэр созывал ополчение, а я
или мой отец не явились бы в строй! Так мы жили, девочка
моя: трудились, чтоб заработать свой хлеб, и сражались,
чтоб защитить свою жизнь. Не нужно мне зятя, который
будет мнить о себе, что он лучше меня, а что до лордов и
рыцарей, так запомни хорошенько: ты слишком низко
стоишь для их законной любви и слишком высоко – для их
беззаконной прихоти. А теперь отложи-ка свою работу,
дочка, потому что нынче канун святого праздника и нам
пора в церковь на вечернюю службу – помолимся, чтобы
господь послал тебе завтра хорошего Валентина.
Красавица отложила великолепную перчатку для со-
колиной охоты, которую вышивала по заказу леди Драм-
монд, и, надев праздничное платье, приготовилась сопро-
вождать отца в монастырь доминиканцев, примыкавший к
Кэрфью-стрит, где они проживали. По дороге Сай-
мон-перчаточник, исконный и почитаемый горожанин
Перта, с годами несколько отяжелевший, важно принимал
от встречных, и молодых и старых, подобающую дань
уважения к своему бархатному полукафтанью и золотой
цепи. Равно и перед признанной красотой его дочери, хотя
и спрятавшейся под покров скрина6, склонялись, обнажая
головы, и старые и молодые.
Отец и дочь шли рука об руку, а по пятам за ними
следовал высокий, стройный юноша в одежде йомена*,
самой простой, но выгодно обрисовывавшей его изящный
стан, тогда как шотландская алая шапочка как нельзя
лучше шла к его красивому лицу в рамке густых кудрей.
При нем не было другого оружия, кроме трости, так как
лицам его состояния (он был подмастерьем у старого
Гловера) не полагалось показываться на улице с мечом или
кинжалом у пояса – это почитали своим исключительным
правом «джекмены», то есть воины-прислужники знатных
господ. В свободное от работы время он сопровождал хо-
зяина в качестве слуги или телохранителя, но нетрудно
было заметить по его ревностному вниманию к дочери
хозяина, что он охотней оказал бы добрую услугу Кэтрин
Гловер, чем ее отцу. Впрочем, юноше так и не пришлось
показать свое усердие: общее всем чувство уважения по-
буждало прохожих почтительно уступать дорогу отцу и
дочери.
Но вот чаще замелькали в толпе стальные шлемы, бе-
реты и перья сквайров, лучников и конных латников, но-
сители этих воинских знаков отличия вели себя куда гру-
бее, чем горожане. Не раз, когда такая особа нечаянно или,
может быть, в кичливом сознании своего превосходства на
ходу оттесняла Саймона от стены, молодой провожатый
6 Нечто вроде мантильи, какую носят во Фландрии.
перчаточника сразу вызывающе мерил невежу взглядом,
как будто рвался доказать на деле свою пламенную го-
товность услужить госпоже. И каждый раз Конахара – так
звали юношу – одергивал его хозяин, давая понять, что
нечего ему лезть в драку, пока не приказали.
– Глупый мальчишка! – сказал он. – Или ты мало пожил
в моем доме? Неужели ты до сих пор не усвоил, что удар
порождает ссору… что клинок режет шкуру так же быстро,
как игла прокалывает замшу… и что я люблю мир, хотя
никогда не боялся войны, и мне неважно, пройдем мы с
дочерью ближе к стене или подальше, лишь бы идти нам
тихо и мирно?
В свое оправдание Конахар заявил, что ему дорога
честь его хозяина. Но этим он ничуть не успокоил старика.
– Что нам честь? – сказал Саймон Гловер. – Если хо-
чешь остаться у меня на службе, думай о честности, а о