Ровное лезвие выглядело просто и невзрачно, ему еще требовалась обработка, но уже было ясно, что паренек достиг своей цели.
— Идеально! — изумленно воскликнул суб-опцион. Солдат взвесил меч на руке, проверяя баланс, осмотрел по всей длине и протянул тирану. — Он идеален. А ведь парнишка сделал его одним только молотом.
По залу прокатился шепоток.
— Он не готов. Его нужно заточить. Без этого оружие не будет законченным, — сказал Пертурабо, огласив еще одну истину, о которой подспудно догадывался.
Для него она была столь же естественна, как и чувство железа.
— Верно, — задумчиво согласился Даммекос. — Ты можешь заняться этим позже, в моих мастерских.
— Спасибо. Мне… — Мальчик на мгновение задумался, не зная, как выразить эмоции при мысли о том, что его клинок останется тупым. — Мне было бы неприятно бросать работу незавершенной.
— Похвально, молодой человек. — Во взгляде Даммекоса появилась расчетливость. Он уже разглядел возможную ценность Пертурабо, но в упор не замечал его достоинства. Ребенок, новичок в незнакомом мире, был в этом абсолютно уверен. — Быть может, ты захочешь работать здесь и учиться у наших мастеров по металлу? Это хорошая жизнь.
— Быть может, — ответил он. — Но мне кажется, что я способен на большее.
— Например? — спросил Даммекос.
Пертурабо огляделся по сторонам и указал на пистолет, висевший на поясе суб-опциона, — сложное устройство с бугристыми выступами и ребристыми кромками вокруг стеклянного цилиндра, внутри которого потрескивала плененная молния.
— Это. Я хочу знать, как это устроено. И это… — Он махнул на высокий потолок. — Меня тянет строить. Камень говорит со мной, как и железо.
Тиран восторженно хлопнул руками.
— И ты еще сомневаешься, Мильтиад? Этот мальчик… воистину, он и есть странник. Да! Да, да, да. Нас свела длань Аноинкай, я уверен! Он — дар, ниспосланный богами!
— Кто такой Аноинкай? — поинтересовался ребенок.
— Богиня судьбы, — объяснил суб-опцион. — Как он может быть посланником богов, если даже не знает о них?
Ладонь воина опасливо легла на рукоять меча.
— Что такое «боги»? — продолжал расспрашивать Пертурабо.
Слово было чуждо его ушам.
— Высшие сущности, что взирают на мир с вершины горы Телеф и судят всех людей. Так мы их представляем, — сказал Даммекос и жестом указал на скульптуры по бокам от себя. — Близнецы Гозек и Калафайс, тираны среди богов.
Мальчик смерил статуи полным сомнений взглядом.
— Кто-нибудь видел этих существ?
Вперед выступил наголо бритый мужчина, обильно потеющий в богато украшенной мантии.
«Жрец», — с презрением догадался Пертурабо. Он интуитивно чуял их натуру и так же интуитивно не доверял им.
— Боги отдалились от нас, и в том был их замысел, — начал проповедовать священник. — Царства божие и мирское отнесены друг от друга. Как две пересекающиеся сферы, они существуют отдельно, но неразрывно.
Пертурабо усмехнулся.
— Невидимый мир? Подобные идеи нелогичны. Все сущее можно свести к рациональным законам реальности.
Он замолчал. Чем ему было подтвердить собственные слова? Но сам он ощущал глубокую, абсолютную, непоколебимую убежденность.
— Богохульство! — воскликнул жрец.
— Вздорные фантазии. Невежество под маской скромности, — возразил Пертурабо. — Не нравятся мне эти ваши боги. Они — враги здравому смыслу.
— Но если тебя послали не боги, тогда откуда ты? — спросил Даммекос.
— Не знаю. — Мальчик снова умолк. Свирепая жажда сдавила горло. — Но хочу знать.
— Оставайся здесь, со мной, — предложил тиран. — Мы обучим тебя всему, что знаем. Я помогу найти твою родину, но взамен ты будешь служить нашему городу.
— На войне?
— Быть может.
— А в мире?
— Ты выковал меч, хотя мог сделать и плуг.
— А в мире? — повторил Пертурабо.
Внутри занималось неприятное жгучее чувство.
Даммекос улыбнулся. Получилось неубедительно.
— Будет и мир. На Лохос никто не нападает. При виде стен нашего города враги теряют всякую надежду и бегут без оглядки. За последние шесть сотен лет никому не удавалось взять Лохос в осаду! Мы не желаем войны, сынок, но порой она необходима. А для мира время всегда найдется.
Ледяной взгляд парнишки остудил веселость Даммекоса. Кривая улыбка так и застыла на губах тирана.
«Лжец», — говорило лицо ребенка.
— Много ли проку будет от стен, если иной враг решит не сдаваться?