Он замолчал и потупился. Потом поднялся, закурил папиросу и начал медленно ходить, останавливаясь у стола и прихлебывая чай из большой красной чашки.
Кто-то быстро вбежал по ступенькам крыльца и постучал в дверь.
— Что надо? — крикнул Корольков.
Вошел десятник и, тяжело дыша, бормотал:
— Едут… приехали…
— Кто приехал? Чего ты испугался, Павел? — спросил, подходя к нему, Петр Семенович.
— Барин, опять исправник едут с стражниками! Много их… Приказали вам сказать, что тут, около прииска, беглый укрывается. Облаву делать будут… Наших всех приисковых сгонять велят к лесу…
Сказав это, десятник растерянно развел руками и начал всматриваться в лицо Петра Семеновича.
— Ступай, Павел! — приказал Корольков. — Скажи нашим, чтобы не скандалили и выходили к лесу. Ничего не поделаешь…
Десятник низко нагнулся и вышел в сени.
— Пока до свидания, Василий Константинович, — сказал Корольков, — надо пойти присмотреть за рабочими. Боюсь, не вышло бы неприятностей. Не любят здесь охотиться за беглыми. К ним привыкли, их даже любят. Да и не удивительно. Беглые — народ бывалый и всегда приносят с собой какую-то тревожную, возбуждающую струю. Это ценится здесь, на приисках. Вам не будет скучно? Ну, постойте, — я к вам сюда жену приведу.
Через минуту вошла высокая женщина с темными, скорбно смотрящими глазами.
— Позвольте вас познакомить, Василий Константинович, с моей женой, Верой Алексеевной! — сказал Корольков, бросая на жену тревожный взгляд. — Расскажите ей про Петербург, — она любить вспоминать о нем.
Когда Петр Семенович ушел, Барсов взглянул на суровое, печальное лицо Веры Алексеевны и невольно смутился. Он пытался начать с ней разговор, но это ему не удалось. Она отвечала коротко и отрывисто и глядела на него в упор темными, глубокими глазами, от которых веяло жутью и мучительной, неразгаданной тайной.
От внимательного взора Барсова не ускользнула горькая складка, прорезывавшая лоб Веры Алексеевны, и несколько седых нитей, серебрившихся в густых черных волосах.
Инженер оставил свое намерение вызвать ее на разговор и начал сам рассказывать ей о жизни за границей и в Петербурге. Взглянув на ее красивое лицо, он с удивлением заметил, что она слушает его рассеянно, с раздражением скользя взглядам по комнате и с каким-то болезненным напряжением сдерживая себя.
Когда издали донеслись крики и глухой гул голосов, Вера Алексеевна быстро поднялась и направилась к двери.
— Я сейчас… — бросила она на ходу, не оглянувшись на гостя.
Но не успела она произнести этих слов, как дверь медленно открылась и на пороге словно вырос худой, высокий человек в большой мохнатой папахе.
Он плотно закрыл за собой дверь в снял папаху. Черные, растрепанные волосы упали на высокий белый лоб и спустились на прозрачные, немигающие глаза.
— Прости, Вера Алексеевна! Поздний гость — всегда помеха! — произнес он вкрадчивым голосом, подозрительно оглядывая приезжего инженера.
— Пожалуйста, пожалуйста, отец Яков! — заторопилась Королькова. — Что за позднее время? Еще совсем рано, да, кстати, вот они приехали, о Петербурге рассказывали.
Высокий человек поклонился в сторону Барсова, повертывая голову так, чтобы лучше слышать доносившиеся от прииска голоса.
— У вас там исправник, видно, кого-нибудь ищет? — спросил он вскользь, теребя реденькую бородку и пристально глядя на Веру Алексеевну.
— Беглого… — ответила она. — Да сюда исправник не придет. Он с мужем не в ладах.
— Мне что ж? — пусть заходит… — пробормотал гость, опуская глаза и сжимая тонкие, узловатые пальцы.
На нем был узкий черный подрясник, подпоясанный широким ремнем, и длинные простые сапоги.
— Из столицы прибыли? — произнес он, осторожно вытягивая шею к сторону инженера.
— Да, из Петербурга.
— Шумный, большой город! Трудно и хитро в нем жить, — продолжал гость, присаживаясь к столу.
— А вы бывали там? — спросил Барсов.
— Бывал… много раз. Грешный город, как и все.
— Ну, я думаю, что Петербург грешнее других городов, если уж говорить о грехе! — засмеялся инженер.
— Нельзя этого сказать! — твердо возразил отец Яков.
— В городах повсюду живет только один большой грех. И тяжелее его нет на земле и страшнее нет во всем мире греха.
Барсов взглянул на Веру Алексеевну. Она сидела неподвижно, сложив руки на коленях, и, не сводя глаз с подвижного лица гостя, слушала.
— Вы какой грех имеете в виду? — спросил инженер.