Володя стал медленно клониться в сторону. Он уже не мог удержать равновесия и упал на подушку.
Когда мама пришла звать его к обеду, он крепко спал, обхватив подушку двумя руками. Он не слышал, как в соседней комнате тихо переговаривались родные.
— Ну как он? — спрашивал Митя.
— Он уснул, — говорила мама.
— Он что-нибудь рассказывал? — интересовалась Оля.
— Нет, я не стала его расспрашивать. Отдохнет, все расскажет сам.
— У него вид был не расстроенный. Скорее радостный и усталый. Я думаю, все обойдется, — говорила Оля.
Но Мария Александровна не разделяла ее оптимизма.
— Боюсь за него, — говорила она. — Его радость может кончиться горем. Он был там.
— Где там? — вырвалось у Мити. — На сходке?
— Тише. Пусть он отдохнет, — сказала Мария Александровна, поглядывая на дверь.
Он спал долго. Без сновидений. Как лег, так и провалился в темное небытие. Он не слышал, как несколько раз дверь его комнаты со скрипом приотворялась и в нее просовывалась голова младшего брата, которому не терпелось узнать от Володи подробности беспорядков в университете. Митя, смешно выпячивая губы, звал шепотом:
— Володь, а Володь...
Володя ничего не слышал. Если бы под окном выстрелила пушка, он тоже не услышал бы.
Митя лег, так и не дождавшись пробуждения брата. Потом улеглись сестры. Мама...
Когда Володя проснулся, в доме были погашены лампы, не было слышно шагов, хлопанья дверей и звона посуды. Все спали. Володя открыл глаза и сел на постели. Комната была залита лунным светом. На стене стучали ходики. Их резкий, подчеркнуто громкий звук был похож на стук сапог солдата, которому приказали шагать на месте. Ать, два, левой| Ать, два, левой!
Володя встал и подошел к столу. Он ощупью нашел коробку серных спичек и стал зажигать лампу. Фитиль трещал, коптел. В комнате запахло керосином. Когда лампа загорелась, Володя увидел на столе ужин, который заботливо поставила ему мама. Он вооружился ножом и вилкой, откусил большой кусок хлеба и с наслаждением отправил в рот ломтик холодного мяса. Он ел с завидным аппетитом.
После ужина Володя посмотрел на часы. Было одиннадцать часов. Железные шаги ходиков и стрелки на белой фарфоровой тарелке циферблата вернули его к действительности. Он вдруг почувствовал прилив бодрости и сладкое ощущение восстановленных сил. Теперь события сегодняшнего дня уже не мчались огненными вихрями, а проявились в памяти ясно и отчетливо. И Володя пытался ответить самому себе на мучивший его вопрос: было это революционным выступлением или нет?
«Не было баррикад, не было красного знамени, — рассуждал он, — не пролилась кровь...». Он вдруг попытался сравнить события в университете с Парижской коммуной. Коммунары держали власть в Париже 72 дня. Он и его товарищи совершили переворот не в стране и не в столице, даже не в городе, а в одном здании и удерживали власть четыре часа. А что совершил он? Он не бросился с красным знаменем под пули, да и пуль никаких не было. И вместо того, чтобы бросить бомбу, он швырнул на стол свой студенческий билет. Тот самый билет, который домашние по очереди брали в руки и рассматривали с нескрываемым восторгом, как рассматривают билет, на который пал выигрыш.
Володя поднялся со стула и принялся ходить по комнате. Он забыл о том, что в доме все спят, и гремел ботинками по половицам. Он шагал от окна до двери. Он вдруг обрадовался прошедшему дню. И ему захотелось, чтобы этот день продолжался. Надо действовать. Надо действовать! Он зашагал все быстрее, будто спешил туда, где можно приложить силы сейчас же, немедленно, не дожидаясь утра.
Потом он остановился. Подошел к столу и достал лист чистой бумаги. Он макнул перо в чернильницу и, стараясь не торопиться, аккуратно вывел:
«Его Превосходительству, Господину Ректору Императорского Казанского Университета... Прошение...»
Он задержал перо, подбирая слова для прошения. Ему хотелось написать дерзко, вызывающе, не стесняясь в выражениях. Но потом он решил, что это будет мальчишеством. Он иронически улыбнулся и, макнув высохшее перо, стал писать: «Не признавая возможным продолжать мое образование в Университете при настоящих условиях университетской жизни, имею честь покорнейше просить Ваше Превосходительство сделать надлежащее распоряжение об изъятии меня из числа студентов Императорского Казанского Университета».