Мустафа непонимающими глазами смотрел на Володю.
— Я — брат Ульянова, — повторил Володя и вдруг понял: фамилия брата-революционера ничего не говорит Мустафе. Он просто никогда не слышал такой фамилии.
Володя повернулся и пошел прочь.
«Как же так, — думал он, — мой брат отдал жизнь за счастье простых людей, а они даже не знают его имени? Как же так?»
Сапожная щетка быстро ходит взад-вперед. Будто она не чистит ботинок, а сдирает с него старую, потрескавшуюся шкуру.
Да, он давал себе слово не ходить в университет целую неделю. Ему было неловко перед служителем канцелярии, перед Мустафой, он стыдился самого себя. Но прошел вечер, наступило утро, и он начищал ботинки...
И вот он снова отправляется в путь.
— Володя, сегодня тринадцатое число! — крикнула маленькая Маняша. — Не ходи сегодня.
— Пред-рас-суд-ки! — по складам ответил Володя и быстро зашагал по узкому тротуару.
Стояло тихое голубое утро. Голубым было небо, ровные прямоугольники окон и даже листья деревьев, окутанные легкой дымкой, казались голубыми. Дворники поливали тротуары из ведер. Они зачерпывали воду рукой и выплескивали на пыльные плиты. Дворники были похожи на сеятелей, которые этим утром рассыпали по всему городу влажные зернышки свежести и прохлады.
Посредине мостовой шел высокий булочник с корзиной на плечах.
— Горячие французские булки! Горячие французские булки! — кричал он.
Звонким голосом герольда булочник извещал Казань о прибытии горячих французских булок.
Солнце, голубизна, запах земли, загорелые лица прохожих, полосатые халаты татар и жаркие суконные сюртуки чиновников проплывали перед глазами Володи. Он вдруг перестал спешить, шел куда глаза глядят.
Он шел за булочником. Потом шел за телегой. Потом зашагал за толстой нянькой, которая вела двух детей. Но как конь с опущенными поводьями сам приходит к родному дому, так Володя, сам того не замечая, очутился перед желтым зданием с белыми колоннами.
Все произошло необыкновенно просто и буднично. Чиновник университетской канцелярии с лысиной «солнышком» покопался в бумагах и коротко сообщил:
— Вы приняты.
Володя подумал, что сейчас чиновник соскочит с места и кинется его поздравлять и обнимать, но ни один мускул не дрогнул на лице чиновника. Он поправил на носу пенсне, бабочку со стеклянными крыльями, и старательно, с нажимом стал заполнять студенческий билет:
«Ульянов Владимир. I семестр. Юридический факультет».
Володя привстал на цыпочки, прочел в перевернутом виде свою фамилию и имя. И с трудом сдержался, чтобы не запеть от радости.
Стоя на ступеньках университета, Володя рассматривал картонную книжечку, нюхая ее (картон, оказывается, вкусно пахнет!), и потом перекладывал из кармана в карман, выбирая надежное место.
Володе захотелось увидеть Мустафу. Захотелось услышать его привычное: «Как дела, господин студент?» И в ответ крикнуть: «А дела у «господина студента» отличные! Принят! Есть справедливость на свете!»
Но Мустафы не было.
Володя зашагал домой. Сперва он шел, как скороход, напряженно наступая на пятки и работая локтями, но потом выдержка изменила ему, и он побежал. Нет, он не бежал, он летел на крыльях своей радости.
— Кто сказал про тринадцатое число?
С этими словами Володя влетел в дом. Он забыл о солидности, о замкнутости. Глаза его горели, а губы боролись с улыбкой, которая вот-вот должна была победить.
— Кто сказал про тринадцатое число?
Домашние почувствовали, что вернулся прежний Володя — веселый, шаловливый, добродушно-насмешливый.
— Приняли? — Мама подошла к сыну и прижала к себе его голову. — Слава богу!
К Володе подскочил Митя:
— Господин студент, предъявите билет.
Володя достал картонную книжку и театральным жестом протянул младшему брату. И все семейство принялось рассматривать этот бесценный документ.
Маняша была сконфужена, вспоминая свое утреннее предостережение. И, заметив это, Володя подошел к младшей сестре и, уже не сдерживая улыбки, сказал:
— Так кто сказал про тринадцатое число? — И поцеловал сестру.
Надо уметь радоваться! Во что бы то ни стало. Иначе не проживешь, иначе впадешь в уныние и опустишься.
В этот день в доме Ульяновых был праздник. Играл старый симбирский рояль. Все пели любимые песенки детства. И Володе казалось, что он снова очутился в доме с антресолями на Московской улице.
Третья глава
В Симбирске Володя каждый день видел Волгу. Она была такой же частью его мира, как небо, как трава, как снег. Волга никуда не уходила, она всегда была рядом. В Казани Володе реже случалось бывать на Волге. Но чувство родной реки не изменило ему, и в замысловатых лабиринтах казанских улиц он всегда безошибочно определял, где Волга. Словно был у него такой особый компас, который острием стрелки тянулся к большой, сильной воде.